Звуки города. Санкт-Петербург

Здесь получится проснуться на рассвете. Без будильника. Этот город для влюблённого в него путника приготовит лучшие условия пробуждения

с первыми лучами солнца: кто-то запел под самым окном, видимо, душа развернулась, а свернуться обратно не время; кто-то, влюбившись, выпустил из себя громко и бесстыдно все чувства и, кажется, это целая стая уличных котов; или глубокая тишина спящих рек и каналов взбодрила не привыкшего к покою гостя, и он проснулся сильно раньше обычного. Идём гулять. Утренний Петербург удивителен. Послушаем его истории и музыку центральных улиц. Пока глашатаи и зазывалы не проснулись.
Прислушивалась Екатерина Аполлонова
Иллюстрации: Светлана Нестеренко
Нащупываем входную дверь. Бережём тишину общей зоны хостела. Она только-только здесь воцарилась после затянувшегося ужина с домашней пиццей, просмотром «Друзей» и возбуждёнными голосами познакомившихся соседей по комнатам. Хорошо, когда первые встречные так идеально друг другу подходят, что и за стол один сесть приятно и поговорить есть о чём. Волшебный город изобилует волшебными событиями.

На лестничной площадке сонные глаза открыть необходимо. Парадная здесь старинная. Видавшие множество ног ступени от частого контакта с подошвой обуви разных эпох стали покатыми, а перила шаткими. Спускаемся, осознавая каждый шаг.

Прислушаемся. Из-за какой-то двери доносится радио: диджеи шутят, смеются над своим же остроумием. Включили какой-то трек. Что-то знакомое. У радио круглые сутки есть слушатели. Как и сейчас. Как толстые стены пропустили шум «приёмника»? Ясно: дверь приоткрыта. Квартиры или хостелы в центре — пространства тотального доверия.

Выталкиваем себя на улицу. Переступаем сбитый порожек. Скрип старых петель, хлопок капель, наше тихое «ой», — с размаху шлёпнули о старую лужу ногой в небрежно зашнурованном кеде. От чего на одной ноге кед тёмно-синий, на другой — серый? Не в свой влезли. Переобуться.
Обратныймаршрут. Из той самой приоткрытой двери доносится аромат кофе, женский смех и мужское «мурлыканье». Задержаться бы на пару месяцев здесь, чтобы записать черновик романа, да город ждёт.
В своих кедах, с окончательно открытыми глазами, покидаем парадную. Обходим лужу. Делаем фотографию листвы в отражении прозрачного «озерка» возле неухоженного палисадника. Как прекрасна природа в своём естественном без_образном проявлении. Романтика — ею звучит этот город.

Мы на Загородном проспекте, дом 21-23. Именно так: цифры две, а дом один. Вышли из двора, налево. По проспекту в сторону ул. Ломоносова. Здесь тихо. Редкие машины и велосипедисты нарушают неподвижность воздуха. Доходим до легендарного местечка города: Пять углов. Их здесь и вправду пять. Пересчитаем. Если бы дело было днём, за нас это уже делал бы какой-нибудь ответственный карапуз: он научился считать и они с мамой, дожидаясь зелёного сигнала светофора, проверяют, все ли углы на месте. Нам не нужен светофор. Снова налево.
Но, если есть желание, если мы здесь впервые, пройдём прямо, чуть левее. Это ул. Рубинштейна. Она музыкальная. Вряд ли утром мы услышим здесь что-то кроме милейших разговоров, покидающих бары парочек: «Рубинштейн, — она выговорила, у неё получилось, она поднимает глазки на собеседника, — это который поэт или композитор?» — «Это и то, и другое...», — он тоже прочитал название улицы, он дал свой ответ. И этот ответ правильный. Композитор такой был, и поэт есть. Улица названа в честь композитора. Именно на ней жил (мы продолжаем путь) нетривиальный писатель, покоривший (ещё пару шагов) не современников, но тех, кто жил сразу после них (не разгоняемся, уже за углом следующего дома Сергей Довлатов). Здесь бывшая его квартира. Памятник ему: он в дверном проёме, рядом письменный стол с «Ундервудом». Автор впустил нас, готов начать разговор. Это будет тихая и гениальная беседа. Присядем здесь, побудем немного рядом с творчеством.
Возвращаемся на ул. Ломоносова. На ней направо, к реке Фонтанка. Условные кафе — а по сути просто окошечко в стене — уже работают. Можно купить кофе или чай. «Чай? — удивляется бариста. — Чёрный, зелёный?». Стаканчик в наших руках, мы уже слышим плеск волнующейся воды. Это Фонтанка. Перед нами мост Ломоносова. Что-то из вчерашней экскурсии на речном трамвайчике припоминаем: «Первый разводной мост. Теперь не функционирует, но цепи для антуража оставили». Остановимся на середине моста. Отсюда слышно, как восходит солнце. Как это? Поднимем глаза, разглядим архитектуру и на ней полосочку света. Заиграла музыка внутри? Это оно. Солнце. Поёт, окрашивая дома, как заправский маляр.
«Мир, я люблю тебя!» — кричит кто-то из окна. Юноша. Встаёт на подоконник, держится за хлипкую конструкцию. Он высовывается всем корпусом и стоит на одной ноге. Почему-то мы спокойны за него. Он ещё раз кричит о любви и... нет, не вываливается. Исчезает в доме, будто бы и не было его. Показалось?
Переходим к набережной. По ней направо. К Невскому проспекту. Шума машин не слышно. Невский дремлет. Доходим до легендарного моста с конями. Аничков мост. Сколько легенд, историй про него написано, рассказано. Одна другую дополняет, перебивает, опровергает. Вдаваться в подробности не будем.

Переходим Невский проспект. Перейдём и мост. Вернёмся на правую сторону набережной. Шагаем вдоль поды. На другой стороне реки Музей Фаберже. На нашей стоит Шереметьевский дворец — Музей музыки. Мы её, кстати, слышим снова. Откуда? Даже не музыку, а пение. Нестройное, но громкое, от души. Прямо по направлению к нам движется нечто: человек в шапочке «Привет, Советский Союз», в олимпийке, трениках. Действительно, «Привет!» Его уши плотно закрыты огромными наушниками. Его сердце поёт. То есть он сам поёт. Или думает, что поёт. Какие-то слова пропускает, подпевая треку в наушниках. Ноты все мимо. Нам смешно. Посмеёмся. Он об этом не узнает — закрыл глаза от удовольствия. Идёт на ощупь. А мы переходим уже улицу по светофорам.

Идём через ул. Белинского. Продолжаем движение вдоль реки, не переходя к ней самой. Движемся мимо доходных домов в сторону ул. Пестеля. Молчат дома. Раньше здесь наверняка звучало слово «приезжий» или «заезжий». Здесь останавливались, отдыхали гости, жили приглашённые Петром I. Светские беседы бывших жильцов смолкли. Мы шагаем в тишине. Курьер-велосипедист, обгоняя нас, везёт кому-то на дом еду и одновременно по видеосвязи общается с родственниками. На непонятном нам языке. Громко. Пусть. Он проедет, а мы вернёмся к покою домов и реки.

После светофора сразу направо. Переходим к воде. Здесь мы видим на другой её стороне Летний Сад. Тот самый. Не пойдём к нему, он закрыт. Однажды по нему гуляли слоны. Пётр I привёз бедолаг в суровый город, а те и не знали, чем себя занять. Вот и ходили (медленного погибая от сырости и стужи) без дела. Слонялись. Правда, что именно отсюда появилось это слово?

Дошли до мосточка. Переходим Фонтанку. Движемся прямо. Слева оградка Летнего сада. По правую руку река Нева с уже курсирующими по ней судёнышками и Троицкий мост (такой же, но уменьшенный есть в Париже, там он зовётся «Русским мостом»). Нам к нему. Здесь плеск воды слышится отчётливее. Это большая река. Над ней чайки. Их крики похожи на дикий женский смех. Будто бы ведьмы собрались на шабаш и варят зелье в большом своём котле. Оно закипает и выплёскивается.

У моста начинает посвистывать пронизывающий ветер. Он не страшен нам, не страшен и парочке влюблённых, которые стоят у его начала, держась за руку. Стоят и смо- трят не друг на друга, но на мост. Мужчина что-то говорит: «Пусть всё плохое остаётся на этой стороне. Мы идём к новому, хорошему». Девушка смеётся, целует его щёку и говорит звучное, почти детское: «Да!» Магия с утра пораньше. Нам радостно за них. Приятный ритуал, приятное впечатление. Оставим и мы лишнее, изжившее на этой стороне моста. Перейдём во что-то прекрасное, чего сами для себя желаем.

Виды здесь потрясающие. А звуков почти нет. Только ветер. Как хорошо. Минимум информации для наших перетрудившихся умов. Послушаем сердцем. Что расскажет мост? Это будет сакральный диалог, не будем приводить примеры реплик. Это точно истории. Есть куда записать парочку идей? Запишем.

Пальцы замёрзли. На утреннем речном ветерке даже летом прохладно. Спускаемся с моста. Несколько манипуляций со светофорами и дорогами. Нам нужно уйти влево. Чтобы оказаться на Кронверкской набережной. Она огибает Заячий остров. На него не пойдём. Посмотрим со стороны. Делаем пару шагов вдоль Кронверкского пролива. Здесь приятный берег с зелёной травкой. Приляжем. Немного отдохнём.Прикрыли глаза, слышим колокольный звон. Видимо, часы отбили ровный час, колокола призывают на какое-то действо. Уже ли не на завтрак? Услышать колокола — добрый знак. Подумаем о чём-нибудь хорошем.

Звонок умолк. На улице появляются голоса людей. Так быстро наступил день? Или мы уснули на траве? Поднимаемся, чтобы отправиться в дальнейший путь. Показался парусник. Это «Летучий Голландец». Сразу за ним Биржевой мост. Нам на него. У подножья моста старик-художник рас- кладывает свои картины, выставляет их на продажу. Некоторые совсем крошечные. Прикоснёмся к одной?

А что это на ней?
То, что вы видите сами, тёплым голосом отвечает художник. — Одни видят море, другие — небо. Я рисовал то, что велело сердце.
Картина в руках превращается в магический артефакт. Словно бы в ней хранилась какая-то тайна, загадка, которую мы можем однажды разгадать, чтобы стать ещё чуть-чуть счастливее.
— Я ведь раньше каким был? — продолжает старик. — Пил, хулиганил. Почти вышел весь. А потом её вот встретил, — он указывает на женщину, сидящую недалеко. Она разложила на небольшом столике какие-то поделки. Что-то сувенирное. Едва-едва улыбается, кивает и поднимает на возлюбленного спокойные глаза.

Вот же этот цвет, который на картине «То ли море, то ли небо». Это цвет её глаз. Кажется, зреет глава романа. Запишем парочку мыслей. Сейчас это важно. Что-то происходит. Магия.

Картину я покупаю. Упакуйте, пожалуйста. Сколько она стоит?
Сколько-нибудь, — отвечает старик. — Мне хочется за ... рублей.

Даём больше. Берём из добрых рук доказательство существования большой любви. Прижимаем к себе. Так хорошо с ней продолжать путь. Переходим Биржевой мост. Мы на стрелке Васильевского острова. Здесь уже туристы и торговцы мороженым, водой, кукурузой. Разговоры, выкрики, товарно-денежные реплики. Нас это не отвлекает от мыслей о любви. Конечно, у нас же в руках чудо.

«Сфотографируетесь с Императрицей?» — слышим завлекающий женский голос. Сканируем приближающуюся особу в старом (читай: старинном) платье на каркасном подъюбнике. На ногах кроссовки, на щеках румяна, в кошельке, вероятно, ветер. Иначе зачем ей всё это? Не ради удовольствия же.

Подошли ко Дворцовому мосту. Именно его разведённые крылья запечатлены на многих логотипах города, на многих фотографиях туристов. Переходим его, сталкиваясь с велосипедистами, туристами и местными жителями. Особые черты последних: наушники, отсутствие фотоаппаратов и взгляды, направленные в себя, а не из себя.

С моста возьмём левее. Через сад Зимнего Дворца движемся на Дворцовую площадь. На нас сыплются предложения о совместных фото, прогулках на лошадях, на речных трамвайчиках. Остановимся на середине площади у Александровской колонны, нам есть что вспомнить об этом местечке: накануне днём или вечером именно здесь стоял музыкант и приятно перепевал Петербургские группы. Хотелось подпевать. Если, стоя лицом к Триумфальной арке, мы посмотрим направо, увидим красиво изогнутый Певческий мост. Про него есть кое-что интересненькое: за ним, за открытой оградой, виднеющейся с нашего места, Капелла. Там в рабочие часы звучит особое пение. Оперные и опереточные артисты репетируют, распеваются. Музыканты разучивают партии. В другой раз пройдём там, послушаем серенады, баллады. Сейчас отправляемся через Триумфальную арку к Невскому проспекту.

Людно. Гудят голоса, шуршат машины. Шум живого города. Зайдём в ближайшее кафе. Их здесь много. Пора завтракать. За столиком, прикрыв глаза, прислушаемся к внутренней тишине и ещё раз, и ещё раз разрешим внешнему шуму просто быть. Город что-то рассказывает. Сразу всем. Без исключения. Ему что-то отвечают. Сразу все. Достаём блокнот и ручку, запишем пару мыслей, что приходят из этого творческого шума.