Переходим к набережной. По ней направо. К Невскому проспекту. Шума машин не слышно. Невский дремлет. Доходим до легендарного моста с конями. Аничков мост. Сколько легенд, историй про него написано, рассказано. Одна другую дополняет, перебивает, опровергает. Вдаваться в подробности не будем.
Переходим Невский проспект. Перейдём и мост. Вернёмся на правую сторону набережной. Шагаем вдоль поды. На другой стороне реки Музей Фаберже. На нашей стоит Шереметьевский дворец — Музей музыки. Мы её, кстати, слышим снова. Откуда? Даже не музыку, а пение. Нестройное, но громкое, от души. Прямо по направлению к нам движется нечто: человек в шапочке «Привет, Советский Союз», в олимпийке, трениках. Действительно, «Привет!» Его уши плотно закрыты огромными наушниками. Его сердце поёт. То есть он сам поёт. Или думает, что поёт. Какие-то слова пропускает, подпевая треку в наушниках. Ноты все мимо. Нам смешно. Посмеёмся. Он об этом не узнает — закрыл глаза от удовольствия. Идёт на ощупь. А мы переходим уже улицу по светофорам.
Идём через ул. Белинского. Продолжаем движение вдоль реки, не переходя к ней самой. Движемся мимо доходных домов в сторону ул. Пестеля. Молчат дома. Раньше здесь наверняка звучало слово «приезжий» или «заезжий». Здесь останавливались, отдыхали гости, жили приглашённые Петром I. Светские беседы бывших жильцов смолкли. Мы шагаем в тишине. Курьер-велосипедист, обгоняя нас, везёт кому-то на дом еду и одновременно по видеосвязи общается с родственниками. На непонятном нам языке. Громко. Пусть. Он проедет, а мы вернёмся к покою домов и реки.
После светофора сразу направо. Переходим к воде. Здесь мы видим на другой её стороне Летний Сад. Тот самый. Не пойдём к нему, он закрыт. Однажды по нему гуляли слоны. Пётр I привёз бедолаг в суровый город, а те и не знали, чем себя занять. Вот и ходили (медленного погибая от сырости и стужи) без дела. Слонялись. Правда, что именно отсюда появилось это слово?
Дошли до мосточка. Переходим Фонтанку. Движемся прямо. Слева оградка Летнего сада. По правую руку река Нева с уже курсирующими по ней судёнышками и Троицкий мост (такой же, но уменьшенный есть в Париже, там он зовётся «Русским мостом»). Нам к нему. Здесь плеск воды слышится отчётливее. Это большая река. Над ней чайки. Их крики похожи на дикий женский смех. Будто бы ведьмы собрались на шабаш и варят зелье в большом своём котле. Оно закипает и выплёскивается.
У моста начинает посвистывать пронизывающий ветер. Он не страшен нам, не страшен и парочке влюблённых, которые стоят у его начала, держась за руку. Стоят и смо- трят не друг на друга, но на мост. Мужчина что-то говорит: «Пусть всё плохое остаётся на этой стороне. Мы идём к новому, хорошему». Девушка смеётся, целует его щёку и говорит звучное, почти детское: «Да!» Магия с утра пораньше. Нам радостно за них. Приятный ритуал, приятное впечатление. Оставим и мы лишнее, изжившее на этой стороне моста. Перейдём во что-то прекрасное, чего сами для себя желаем.
Виды здесь потрясающие. А звуков почти нет. Только ветер. Как хорошо. Минимум информации для наших перетрудившихся умов. Послушаем сердцем. Что расскажет мост? Это будет сакральный диалог, не будем приводить примеры реплик. Это точно истории. Есть куда записать парочку идей? Запишем.
Пальцы замёрзли. На утреннем речном ветерке даже летом прохладно. Спускаемся с моста. Несколько манипуляций со светофорами и дорогами. Нам нужно уйти влево. Чтобы оказаться на Кронверкской набережной. Она огибает Заячий остров. На него не пойдём. Посмотрим со стороны. Делаем пару шагов вдоль Кронверкского пролива. Здесь приятный берег с зелёной травкой. Приляжем. Немного отдохнём.Прикрыли глаза, слышим колокольный звон. Видимо, часы отбили ровный час, колокола призывают на какое-то действо. Уже ли не на завтрак? Услышать колокола — добрый знак. Подумаем о чём-нибудь хорошем.
Звонок умолк. На улице появляются голоса людей. Так быстро наступил день? Или мы уснули на траве? Поднимаемся, чтобы отправиться в дальнейший путь. Показался парусник. Это «Летучий Голландец». Сразу за ним Биржевой мост. Нам на него. У подножья моста старик-художник рас- кладывает свои картины, выставляет их на продажу. Некоторые совсем крошечные. Прикоснёмся к одной?
— А что это на ней?
— То, что вы видите сами, — тёплым голосом отвечает художник. — Одни видят море, другие — небо. Я рисовал то, что велело сердце.