В традиционном театре зрителя как бы нет, он невидим, он — пассивный наблюдатель, и дистанция между ним и действием непреодолима. Рамка спектакля всё делает художественным
высказыванием, даже самые тяжелые и печальные вещи самый впечатлительный зритель осознаёт как выдумку. Показательный пример типичной «зрительской» позиции — перформанс Марины Абрамович «Ритм 0», в котором она предложила аудитории в течение шести часов делать с ней всё, что захочется, с помощью набора предметов (всего их было 72, в том числе ножницы, нож и пистолет). Не встречая ответной реакции, зрители разрезали на ней одежду, втыкали шипы в живот и приставляли пистолет к голове. А что такого? Это ведь всего лишь игра.

Артист на сцене классического театра уязвим (не так, как Абрамович, но всё же), а зритель — находится в полной и абсолютной безопасности. Театр новой формации вовлекает зрителя в действие, сводя к минимуму, а то и вовсе убирая привычную дистанцию. Он делает зрителя видимым и даже активным, выводит его из зоны комфорта. Когда в финале своего перформанса Абрамович молча пошла вперёд, люди кинулись врассыпную, боясь ответной реакции. Так и в спектакле с «погружением» нет-нет да и промелькнёт чувство реальности происходящего. Ощущение безопасности пропадает — притом, что сама она как факт никуда не исчезает. Но вот этот зазор между фактом и ощущением, который возникает при изменении правил игры — интереснейшая вещь, источник по-настоящему драгоценного театрального опыта.

Как театр меняет правила игры?

Переносит действие в нетеатральное пространство, которое тоже играет роль (это называется
«сайт-специфик»). Например, зрители спектакля «Крыша» «Такого театра» выслушивают откровения героев, теснясь вместе с ними на чердаке, а в финале выходят на ту самую крышу, с которой связаны их истории. «Разговоры беженцев» Владимира Кузнецова — обретаются на вокзале, где зрители бродят в толпе за персонажами Брехта, покидающими гитлеровскую Германию, и с помощью наушников подслушивают их беседы. А действие «Трёхгоршковой оперы», которую привозили в прошлом году на фестиваль «Точка доступа», происходит в настоящей дамской уборной. Три дивы разыгрывают в отрывках известных арий простую историю, которая кажется тем более понятной и близкой, что ты как будто подглядываешь за реальными людьми.

Создает альтернативный художественный мир, который поглощает зрителя с головой (такой театр называют иммерсивным, от англ. «immersive» — погружение). Как если бы он ступил на сцену и понял, что она — лишь малая часть другого мира, лежащего за границей рампы. И этот мир можно исследовать, а вся бутафория на самом деле — настоящая. Самые известные примеры — иммерсивы «Безликие» (Петербург) и «Вернувшиеся» (Москва), сделанные по образу и подобию шоу Sleep no more от британских пионеров жанра, театральной компании Punchdrunk. «Sleep no more» — это шекспировский «Макбет» в духе Хичкока, Кубрика и Линча. Вместо зала и сцены — заброшенный особняк, оформленный как лабиринт оживших ночных кошмаров: блуждая по нему, можно угодить в отель 30-х годов, на кладбище, в психиатрическую клинику... Нельзя снимать маску, трогать актёров и взаимодействовать с ними (если они сами этого не делают) и передвигать некоторые важные для сюжета предметы. В остальном — полная свобода. Ощущение реальности происходящего в сочетании с толикой вуайеризма щекочет нервы: это не спектакль, а настоящее приключение!

Меняет обыденную реальность, встраивая в неё театральную. Спектакли-променады, или бродилки, — это возможность иначе увидеть привычные вещи. Например, в «Другом городе» Pop-up театра на визуальный ряд Петербурга накладываются звуки Парижа,
Амстердама и Венеции, меняя представление участников о городском пространстве. В «Задержанном» (от тех же создателей) зрители следуют за советским милиционером из бара в бар на улице Рубинштейна, по горячим следам (и под стопку горячительного) расследуя дело злостного нарушителя общественного порядка — Сергея Довлатова. Ну, а самые известные и достойные доверия в этой сфере — опыты немецкой группы Rimini Protokoll под названием Remote X (где X — название города), в которых зрители сами отчасти становятся актёрами: их согласованные действия — тоже своего рода театр для непосвящённых прохожих.

Вовлекает зрителя в общение и действие, делает его участником (такие спектакли называются интерактивными или партиципаторными).

Это участие может быть минимальным, как в «Исследованиях ужаса» Бориса Павловича, где кое-кто из гостей читает стихи или проходится под ручку с Хармсом, и все вместе в компании обэриутов едят варёную картошку. Или максимальным — и тогда это нечто среднее между квестом, тестом и реалити-шоу, как проект «Игрушки» датской театральной компании Signa. Он был поставлен на месяц для фестиваля NET и вызвал яростные споры. В нём посетители участвовали в жестоких соревнованиях, которые умирающая безумная миллионерша устраивала для своих «воспитанниц» за долю в наследстве.

Предоставляет зрителям возможность самим определить ход действия, создать его для себя. В «Тождестве Эйлера» площадки «Скороход» они это делают из готовых блоков, рассеянных по воссозданной фрагментами квартире. Во «В гостях. Европа» уже упомянутых Rimini Protokoll они, в рамках заданной структуры, проходят процесс становления европейской демократии на примере выпекания и дележа пирога. В «Разговорах» проекта «Квартира» они совершенно свободны в перемещении по пространству уютной коммуналки и общении с актёрами-профессионалами и подопечными фонда «Антон тут рядом»; каждый смотрит свой спектакль!

Строго определить что есть что — трудно: границы подвижны, форматы пересекаются, для них изобретают новые определения (например, «событие», «эксперимент», «ивент», «сеанс», «сессия»; а «Завтрак для чемпионов» Тани Вайнштейн — это «тет-а-тет спектакль для троих зрителей»). Пояснения по терминологии даёт Владимир Кузнецов, актёр и режиссёр, арт-директор площадки «Скороход»: «Иммерсивного театра в моём понимании пока просто не существует. Бывают спектакли с элементами иммерсивности, но такого, в котором зритель по-настоящему влияет на все события, на всё действие, я не видел, и это представляется маловозможным. Но слово модное, помогает с продажами, конечно. Чаще всего иммерсивным называют сейчас интерактивный театр — это когда зритель принимает участие в процессе, но подчинён заданным правилам. А сайт-специфик — это уже не про взаимоотношения со зрителем, это про взаимоотношения с пространством, когда реальное место становится и декорацией, и отдельным героем спектакля».

«Готовиться особенно не нужно. Просто человек должен заранее понимать, готов ли он в принципе вступать в контакт с другими зрителями или актёрами». Экология такого театра и его влияние на аудиторию — предмет оживленного обсуждения в профессиональной среде. И все сходятся во мнении, что у зрителя должна быть возможность отказаться от взаимодействия, если оно для него некомфортно. Но если где-то оно требуется не от всех (например, как в «Комиссии» Тани Вайнштейн, где в театральный вуз «поступают» только два первых ряда), то некоторые спектакли без него просто не состоятся. Поэтому важно заранее выяснить требуемую степень участия (изучить информационные материалы или связаться с организаторами) и понять, готовы ли вы к нему.

Бояться уж точно нечего, — уверен Владимир Кузнецов: «Актёры и режиссёры тоже боятся и всегда думают, как сделать всё максимально безопасно для зрителя и как оставаться в каких-то необходимых рамках. Ничего страшного точно не случится, а опыт будет новым и незабываемым в любом случае, если вы раньше такие спектакли не посещали».