Когда я поступала, то мама (Заслуженная артистка России Галина Мельник — прим. ред.) помогла мне подготовить программу, с которой я и поехала в Москву. Я с успехом там провалилась. За ночь в поезде уже сама подготовила себе другую программу и, собственно, с ней прошла в Петербурге.

Помню, во время третьего тура поступления мне досталась сцена из пьесы Булгакова «Дни Турбиных», и Григорий Михайлович меня с ней «крутил» и «пробовал». У героини Булгакова Елены Тальберг есть фраза: «Шервинский, что с нами будет?» — она у меня никак не получалась, и тогда Григорий Михайлович подошёл и сказал: «Спроси у меня, что с тобой будет?» В этот момент мои глаза наполнились слезами, и я спросила: «Что со мной будет?» Он сказал — да! Тогда я многое поняла, мне удалось почувствовать состояние героини, а главное — Григорий Михайлович одним правильным предложением помог мне в этом. В нашей профессии, как ни в какой другой, важно чувствовать и понимать — быть на одной волне. Именно в это мгновение, мы с моим будущим мастером поняли, что слышим, чувствуем и понимаем друг друга, что я — его ученица, а он — мой Мастер!
Он — импозантный, с длинными волосами, в белой рубашке, с добрыми глубокими глазами — это мой человек.

Когда мы поступали, то все видели одну картину: Моховая, по ней, идёт молчаливый Григорий Ефимович Серебряный, рядом — хохочущая Галина Ивановна Бызгу и лёгкий Алексей Юрьевич Потемкин, а с ними, куря сигарету, загадочный Григорий Михайлович.

Когда я впервые зашла к ним в аудиторию читать программу, то у меня возникло недоумение и непонимание. Я подготовила слёзный драматический монолог, а они все хохотали и буквально валились от смеха под стол; вся эта энергетика, всё происходящее — магия, которая царит до сих пор.

Всё было по любви. Мы мыли окна, штукатурили и белили потолки, а на нас потом всё равно на занятиях падала штукатурка — было весело. Мы все были единомышленниками, а стали настоящими друзьями. Григорий Михайлович изначально набирает талантливых и самобытных людей, но, впоследствии, они становятся одним целым.

Так случилось, что на первом курсе я стала весить 80 килограммов: стресс, студенчество, — а во мне хотели видеть героиню. Что бы сделал другой мастер? Отчислил! Но Григорий Михайлович попросил свою жену, актрису Юлю Нижельскую, разобраться с этим. Юля отвела меня к врачу, и уже через два месяца я начала худеть. Я до сих пор очень благодарна им за это!
Григорий Михайлович всегда находится в наших жизнях. Случилось у меня горе. И первым, кто меня поддержал, был театр «Мастерская», потому что его художественный руководитель — Григорий Михайлович Козлов, а, значит, иначе быть не может. Он знает всех наших родителей — как только мамы приходят в театр, то сразу же идут в кабинет к Григорию Михайловичу.

Он человек с большой буквы. Есть такая фраза: «Хороший человек — не профессия», — а Григорий Михайлович нам говорит, что профессии не получится, если ты нехороший человек, поскольку это первое и определяющее, что должно быть. Он, порядочный и достойный, хочет видеть рядом с собой точно таких же людей и прививать им те качества, которыми обладает он сам.

Всё, что я могу в профессии на сегодняшний день, открыл во мне мой Мастер: я чувствую хорошие вещи, у меня есть вкус, есть чуйка. В плане творчества я очень консервативный человек — не приемлю новые формы. Я люблю классический театр, люблю ставить так, как написал автор: не надо ничего переписывать, засовывать в рот шланг и обливаться водой — это воспитал во мне Григорий Михайлович. Некоторые говорят про классический театр, что он устарел и такое уже было… Ну и что с того? Я это люблю.

То, что у нас появился театр, — чудо, которое безусловно заслуживает Григорий Михайлович. Один артист мне как-то поведал, что Козлова называли местным сумасшедшим, потому что он ходил по Моховой и рассказывал всем, что у него будет свой театр. Так должно было случиться. Миша Барсегов (директор театра «Мастерская») в нас поверил, а мы поверили в чудо, и оно произошло.

Мы хохотали, когда в переходе Гостиного двора театр Комедии вывесил афишу с надписью «До нас пару метров», через несколько дней у «Мастерской», которая не сказать, что находится в центре города, вышла афиша: «За настоящим искусством, хоть на край света», а ещё позднее «Невидимый театр» представил свою афишу, где было написано: «У нас нет дома, нет театра, но у нас лучшие спектакли».

Помню момент, когда только-только появилась «Мастерская», и мы выпускали спектакль «А зори здесь тихие…»: три часа ночи, мы, практически все с температурой, подшиваем занавес для сцены, потому что через пару дней премьера. Поначалу мы все были всем. Например, наша Светочка Фридман, которая уже завтруппы, была и администратором, и костюмером, и реквизитором одновременно. Мы двигались на энергии и вере в нас Григория Михайловича.

И до сих пор, если мы идём на выпуск спектакля, то все живём в театре, особенно последние пару недель. Ночью — репетиция; утром — прогон; а вечером — спектакль. Всё жёстко, утомительно, тяжело, но зато потом есть результат.

Так как у нас театр-мастерская, то занятость актёров разная, но для меня, например, это хорошо. Тот, кто хочет, 28 названий в месяц, тот так и работает. Мне достаточно 6–7. Кто на что работает, тот то и имеет. Так, когда в марте у Григория Михайловича был юбилей, меня спросили, займусь ли я его подготовкой? И я начала работать как режиссёр. У нас в театре работают именно так — пробуют всё: каждому под силу сыграть любую роль в своём спектакле, каждый может стать режиссёром, художником по свету или отвести спектакль по звуку. Это может показаться бардаком, но это поиск: нам комфортно в хаосе, в нём много возможностей и нет преград для фантазий — это и есть «Мастерская».

Я могу прийти и сказать, что хочу ставить «Фрекен Жюли» или «В джазе только девушки», и Григорий Михайлович меня поддержит. Так, например, поступил артист Макс Блинов, и у него случился режиссёрский дебют — «Жирная свинья». Григорий Михайлович всегда подсказывает и помогает. Когда Макс принёс ему ещё одну свою идею, «Записки юного врача», то он направил его, помог, и теперь этот спектакль собирает невероятное количество номинация и премий.

По слухам, у ребят не совсем был готов к выпуску спектакль «Руслан и Людмила», но Григорий Михайлович видел, как они по ночам репетируют, чтобы «поставить его на рельсы», и сказал: «Спектакль будет!» — ребята вложили в него свою энергию, силы и здоровье. Григорий Михайлович видел, что они этого хотят и делают всё возможное — уже тогда, в процессе, для него этот спектакль случился. Его любимые выражения: «Курочка — по зëрнышку» и «Бог в мелочах», — он знает, что всё произойдет, возможно, позже, но безусловно произойдёт!

Мы все — его дети, мы вместе уже долгий период времени, и нам известно о нем всё: мы знаем, когда у него плохое настроение — сразу «падают» вниз усы, — даже по его походке мы всё понимаем. Но самое интересное то, что он знает о нас — Григорий Михайлович спросит, что с тобой, действительно в тот момент, когда у тебя что-то случилось. Он нас абсолютно чувствует. Идёшь по коридору, просто задумался — он пройдёт мимо, — а когда правда что-то случилось, то он сразу берёт под руку и ведёт к себе в кабинет пить кофе.

Его биография абсолютно открыта нам. Я знаю, как он познакомился с женой, знаю его родителей, знаю маленького Гришу и все истории о студенчестве, о его учёбе в Корабелке (Санкт-Петербургский государственный морской технический университет) и ещё многое, но человек не может быть постоянно предсказуем и угадан, всё-таки Григорий Михайлович — творческая личность, внутри которой — целая буря. Порой он вспыльчив, порой — раздражителен, но мы все на сенсорном уровне ощущаем его настроение. Мы сразу же можем предугадать, какой он: не от того, что мы его знаем, а от того, что чувствуем. В какие-то моменты он может быть абсолютным ребёнком во всём хорошем и плохом. Какой он? Григорий Михайлович — это разная музыка: и Шопен, и Шнитке. Запах — элитный парфюм, непременно купленный его супругой, и сигареты.

Он мне как-то говорил, что хочет снять фильм о мужчине, который видит красоту и выкалывает себе глаза, потому что не может её перенести — так он теряет зрение. Это же о нём самом — уметь видеть красоту и так её воспринимать, что случается какая-то непереносимость. Всё настолько на чувственном уровне…

Когда у нас в театре заходит речь о новом спектакле, то я смотрю, кто режиссёр, если это не он — меня в постановке не будет. Хотя было одно исключение, но это всё равно его ученики (речь идет о спектакле «Жены» постановки Марии Романовой — прим. ред.). Почему так? Я понимаю, что могу быть с ним хорошей актрисой в хорошем спектакле. Он меня любит, никогда не обидит, будет только развивать во мне актрису, значит, всё получится. Зачем же мне что-то другое, если моё место здесь, в «Мастерской»? Но я же не одна такая актриса у Козлова, нас много, у нас у всех есть главные роли — его любви хватает на многих. У меня есть Елена в «Днях Турбиных», Настасья Филипповна в «Идиоте», Галина в «Утиной Охоте». Что ещё нужно? Королеву Марго? Я могу хоть завтра придти к Григорию Михайловичу и сказать ему об этом, и он скажет: «Давай!»

После длительного съëмочного периода, когда я потерялась или звезданулась, мне достаточно прийти в «Мастерскую», посмотреть на ребят, понять, что под ногами, что над головой и вернуться к себе, продолжив идти своим путем. Григорий Михайлович всегда возвращает на землю обетованную. При этом я точно знаю, что мой театр никогда не будет препятствовать съëмкам: мне удобно выстроят репертуар. Григорий Михайлович всегда говорит: «Нужно зарабатывать!» Когда я ему сказала, что сыграла Айседору Дункан и вся роль была на французском, то он был очень рад за меня; а когда сказала, что могу полететь в космос, то он сказал, что это ему неинтересно. Айседора — да! Космос — нет!

Недавно мы с моей подругой, актрисой Леной Радевич, были в «Ленкоме» и не понимали, почему на каждый выход артиста зал аплодирует, ведь это абсолютно дико. А когда ведущая актриса театра за постановку сменяет 5 нарядов (естественно каждый раз, когда она в новом, раздаются овации) — совсем непонятно! Зато спектакль «Онегин» в Театре Вахтангова совершенно порадовал. Алексей Геннадьевич Гуськов гениально сыграл Онегина!

Ещё я люблю Бутусова, но не того, который в Петербурге, а который в «Сатириконе» в Москве. Я смотрела у него «Чайку», «Гамлета», «Короля Лира» и уже здесь, в «Ленсовете», видела «Макбет».

Сейчас я пробую интерпретировать для театра произведение «В джазе только девушки» — это нужно для того, чтобы не столкнуться с авторскими правами, но мы всё равно хотим работать в сторону оригинала: поставить нечто развлекательное и лёгкое.

На самом деле, я бы уже многое сделала, если бы мне хватало запала. Так, мы начали «Прерванный полёт» Марины Влади о Высоцком, показали Григорию Михайловичу, он согласился, что надо делать, но мы не продолжили — поняли, что пока не тянем материал, и оставили.

Я даже не знаю, что ему пожелать — его все любят, он рядом со своими ребятами занимается своим делом, стремление жизни — театр — случился, есть прекрасный сын Сёма. Что пожелать такому человеку? Чтобы он ежесекундно помнил, что за его спиной стоит много детей; помнил, что он — многодетный отец.

Все, кто там ещё не был, должны у нас оказаться.