Основатель и руководитель социального проекта Упсала-Цирк
СПб, Свердловская наб. 44, БЦ «Бенуа», Упсала-Цирк,
upsalacircus.ru

Простая и личная предпосылка — это большой интерес к такому социальному явлению. Дети с улицы, которые никому не нужны — для меня непонятая история. Я себе задавала вопрос: а почему так случилось? Почему даже не дети, а вообще люди перестали быть нужны? На тот момент у меня уже было театральное образование, и я думала, хочу ли заниматься профессиональным театром, нравится ли, получаю ли я радость, какие у меня ценности. Для меня все сложилось, когда к нам приехала Астрид Шорн со своей идеей создать цирк для уличных детей. Я осознала свои личные ценности, интерес к судьбе этих детей и желание сделать что-то интересное. Поэтому, вопрос о профессиональном продолжении театральной карьеры отпал, как ненужный росток. И я этому очень рада.

Если под словом «сложности» подразумевается груз и бремя от работы, то я их вообще не испытываю. В основном, я получаю огромное удовольствие от того, что делаю. Есть ощущение, что цирк привносит в мою жизнь очень многое: и осмысленность, и радость, и возможность делать то, что я хочу. Конечно, сложности были, но они были закономерными. У меня есть убеждение — если человек или группа людей получают все и сразу, не проходя какие-то стадии разочарования, сопротивления, то смысл и ценности такой деятельности быстро утрачиваются. Нам повезло, мы прошли все эти замечательные стадии. Момент, в котором мы находимся сейчас — это результат, пути длинной в 15 лет, слава богу, пока все идет так, как мы себе представляли и как мечтали.

Конечно! В цирк притягивались разные люди, но сейчас уже сколотилась хорошая такая команда. Я думаю, наш цирк будет еще развиваться и появятся ниши, которые займут интересные, адекватные люди. А еще, мне кажется, с детьми должны работать очень счастливые
люди. Если человек пошел работать с детьми в социально-образовательной сфере не потому что это его вдохновляет и делает счастливым, а просто в другой области не удалось состояться, то это ситуация какая-то тупиковая. Поэтому, у нас одно из требований к команде — чтобы человек был счастливым. Это очень сложно. А вот про безумство — это вы правильно сказали (улыбается). У проекта есть свой побочный эффект — он притягивает интересных, но то же время, сумасшедших людей. В плохом смысле сумасшедших. С одной стороны, здесь цирк, а с другой — социальный проект. Понятно, что цирк — это пространство для творческих, иногда даже маргинальных людей. Современный цирк — отражение актуального искусства. И нужно очень четко сохранять баланс между маргинальным искусством и классическим цирком.
А социальный проект, всегда притягивает людей, которые хотят сделать что-то хорошее. Я недавно, увидела слоган: «Делай хаотичное добро!». Хаотичное добро — это ведь страшная штука.

По-разному ситуация складывается. Раз в год мы проводим наборы в социальных учреждениях. Наши старшие ребята участвуют в этих наборах, как волонтеры, как специалисты, которые обучают. В основном мы работаем с коррекционными школами, социальные педагоги приводят к нам детей из своих групп. У нас проблема — попасть обычным детям, потому что мы берем, в первую очередь, по социальным критериям.

Нет, у нас нет конкурса. Есть этапы отбора. Но не с точки зрения каких-то физических показателей. Мы не ищем в детях «породистости», не смотрим на них, как на лошадей при покупке. В первую очередь мы узнаем, есть ли у них истинное желание. Мы считаем, что талант есть у каждого человека — это даже не философия, а твердая позиция, на которой мы стоим.
Если мы с каждым будем индивидуально работать и находить общий язык — талант обязательно раскроется. Если через 3-4 года в Упсала-Цирке мы получаем как результат — сильное желание ребенка продолжать, то это дорогого стоит.

Цирк — это место, где человек начинает нести ответственность не только за себя, но и за другого. Сперва важно понимать, что без команды, без человека рядом, не получится ничего сделать. Можно даже медвежонка научить жонглировать, но без осознания себя в команде полноценно работать нельзя. Помимо этого, проходим жонглирование. Есть акробатика, модерн-танец, актерское мастерство, кукольный театр, живопись в Русском музее, путешествия, летний лагерь, знакомства с людьми, фестиваль — много разных оттенков и красок цирка, которыми мы можем пользоваться. В результате, сводится все к тому, чтобы начать по-другому
смотреть на мир и на себя. Это очень долгий этап и не всегда достигается нужный результат. К сожалению, наши ценности отличаются от тех, о которых говорит мир. Приходится все время, вступать с ним в конфликт. Мир говорит: «нет ценностей, нет индивидуальности, мы должны быть в массе, должны быть солдатами определенных идей», а мы говорим про другое.

Через какое-то время нашей работы, мы сели с командой и попробовали понять, что мы делаем и каким образом это работает. И поняли, что нам самим не разобраться. Пригласили бизнес-консультанта. У нас было полтора или два года работы над формированием метода Упсала-Цирка. Он основывается на соединении двух направлений: современного циркового искусства и социальной педагогики. Главным инструментом работы с детьми является цирковое творчество, но у обоих направлений есть общая цель — дать возможность детям расти в среде, которая способствует их социальному, культурному и общечеловеческому развитию. Сейчас мы пытаемся проанализировать и зафиксировать, каким образом Упсала-Цирк повлиял на жизнь ребят, которые прошли с нами этот путь длиною в 15 лет. Мы будем работать с социологами и изучать эту проблему на более глубоком уровне.

Нет, слава богу! Иначе, мы бы превратись в секту. Я очень уважительно отношусь к ребенку, который говорит: «нет, это место не для меня». Около 50 процентов детей, которые заглядывают сюда, узнают про наши законы, правила, ценности, и понимают, что это не их пространство и идут дальше. Конечно, хотелось бы, чтобы в Петербурге и вообще в мире, было бы больше мест, где открывают двери, смотрят, слушают и слышат. Инструменты могут быть разные. Мы может с вами заниматься макраме и через это занятие наш личностный рост будет невероятно крутым. Мы можем быть в литературном или в математическом кружке — не важно. За этим стоят люди, которые передают ценности, а не модель взрослого человека. Я очень тяжело отношусь к этим разным телевизионным шоу на центральных каналах, где дети изображают взрослых. И вся страна с упоением на это смотрит. И рейтинг этих передач супер высок. Это странная и страшная вещь. У многих по этому поводу другое мнение.

Думаю, что для детей примером для подражания являются тренеры, так как они проводят в цирке все свободное время. А для тренеров это большая ответственность, ведь ученики подражают им не только в манере поведения или в манере одеваться. В какой-то момент примером становятся артисты, которые достигают высот.

В основном, те, кто вырос из первого поколения. Частично, те, кто прошел обучение в Школе цирковой педагогики (образовательный проект для профессионалов цирковой индустрии — прим. ред.). Мы, скажем так, «сняли сливочки» и взяли их в команду.

Да, они уделяют этому много времени и в этом развиваются.

Сначала ребята, которые приходят в Упсала-Цирк занимают позицию наблюдателей — они год «наблюдают», потом у них проходит экзамен, где к каждому ребенку подбираются индивидуальные требования. Экзамен такое страшное слово, да? В нашем случае, это нужно для того, чтобы акцентировать какие-то личные результаты и закрепить их. А потом дети становятся участниками спектаклей, волонтерами центра «Пакитан». Позже, они переходят в группу наставников, помогают уже более осознанно. И на этом моменте мы уже смотрим, есть ли у
них педагогические навыки, можем ли мы дальше вместе с ними подумать о профессинальном педагогическом образовании.
В 18 лет они уже в статусе выпускников цирка. Ребята либо переходят в разряд молодых тренеров и проходят параллельно обучение, либо становятся выпускниками, и раз в год мы для них проводим встречи выпускников, общаемся о том, что с ними происходит. И конечно, ребята собираются на всех наших крупных мероприятиях, поддерживают общение с цирком. Потому что Упсала-Цирк — это особая вселенная, построенная декорация в большом мире, которая неизвестно, сколько времени про- существует. Пока мы есть — это здорово.

Они проводят тут шесть дней в неделю, один день выходной. Помимо тренировок у нас есть обязательная культурная программа: походы в музеи, театры. Еще они просто встречаются, когда у них нет спектаклей, и проводят время вместе.

Мы обсуждаем спектакли с ребятами, они привносят свои идеи. Отправной точкой, конечно, является задумка режиссера, но то, как этот спектакль будет жить, зависит от динамики самой группы, характеров ребят. Например, режиссер Яна Тумина поставила спектакль «Я Басё», по хокку Басё. В течение года в театральной лаборатории ребята через этюды выходили на сам спектакль.

К сожалению, цирк в том виде, в котором он существует сейчас в России, на мой взгляд, такое низкое искусство для развлечения детей, которые мало что понимают.
Я читала интервью с одним деятелем, который говорил, что цирк без животных не возможен: покажешь детям пуделя они и радуются. Люди считают, что с детьми надо говорить дурацким «клоунским» языком, от которого, как нам взрослым кажется, дети будут хохотать. Я мало встречала людей, которые бы говорили: «я люблю цирк». Из десяти мною опрошенных двое
сказали, что любят цирк, остальные в детстве получили психологическую травму.
У людей в головах крепко сидит мысль о том, что цирк — это сплошная розовая радость. Так происходит, потому что цирк вдруг начал развлекать. Он стал не местом для фантазии, поэзии, полета, детского сна и грусти по чему-то утраченному в нашей жизни, он стал просто блестящим, художественно скудным, и, явно, с оттенком пошлятины. Я думаю, что у большого цирка, который существует и развивается по законам искусства, очень много размышлений о человеке, о его возможностях, о счастье, о поэзии. Цирк должен не бояться делать эксперименты, и совсем не должен бояться потерять какую-то часть аудитории. Например, на спектакль «Я Басё» — это достаточно взрослый спектакль, к нам сначала испугались приводить маленьких детей. Но я считаю, с детьми стоит говорить на серьезные темы: о смерти, об одиночестве, о рождении, о сексе — на темы, о которых мы, взрослые, размышляем.
Чем раньше мы начнем говорить с детьми серьезно, не заигрывая, не сюсюкая, тем скорее получим хороший результат в виде адекватных людей, не боящихся и смотрящих на этот мир счастливыми глазами.
Пока, к сожалению, то, что происходит «там», меня очень расстраивает. И Упсала-Цирк — это маленькое пространство, где мы можем что-то поменять. Безумно радуюсь, когда слышу или читаю в социальных сетях отзывы людей, которые не ожидали, что цирк может вызывать слезы
или возвращать в детство. Для меня важно, когда взрослый и ребенок полностью погружаются в наш спектакль. Знаете, некоторые мамы объясняют ребенку то, что происходит на сцене. Не нужно этого делать! Ребенок сам все видит, все сам понимает. Не надо ему разжевывать сюжет,
можно посмотреть спектакль и потом уже обсудить увиденное, поделиться эмоциями и размышлениями. Культура воспитания, культура общения с ребенком, культура восприятия искусства — это все очень взаимосвязано.
А еще, лет десять назад, мало говорили о том, что люди с синдромом Дауна и с другими особенностями развития могут быть вовлечены во все процессы творчества. А сейчас эти люди участвуют в спектаклях, выступают на международных фестивалях. Сейчас это становится частью нашей жизни. Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Мы создали центр «Пакитан», где как раз работаем с людьми с особенностями развития. Мы можем сочетать
таланты разных людей, и это большая ценность.

Думаю, что общаться с такими людьми для многих большая проблема. Ты испытываешь страх, брезгливость и много-много разных чувств, которые прячутся внутри под маской оцепенения. Я думаю, чем больше мы сами себя будем погружать в нормальное общение с людьми с ограниченными возможностями и особенностями развития, тем меньше у нас останется страхов и сомнений. Это вопрос информации, практики общения. Мы должны заботиться о том, чтобы наши дети адекватно и без страха воспринимали не похожих на них людей. Не передавать им свои страхи, которые когда-то дали нам, а воспитывать в них культуру общения.
У нас есть невероятно крутая штука — творчество. Это то, что нас спасет. Мы можем через него делать нереальные вещи с собой, с миром, друг с другом и пользоваться этим инструментом, пока есть возможность. У нас была проблема, когда дети в Упсала-Цирке вдруг стали говорить
о приезжих людях другой национальности. Понятно, что они переняли отрицание от взрослых и принесли его сюда. Для нас это был большой сигнал, что надо что-то предпринять. Просто поговорить: «Ребята, ай-ай-ай — это не хорошо» — не вариант. Мы летом организовали творческий лагерь, куда пригласили детей мигрантов и в течение месяца все вместе придумывали спектакль. Построили специальный шкаф для театра теней, создали кукольный
театр, где ставили сочиненные детьми же сказки. Придумали «треш-оркестр». Это был простой и понятный процесс. Знаете, так или иначе, произошло знакомство и сближение.
Если бы вы, к примеру, провели неделю в компании людей с ДЦП или синдромом Дауна, уверяю вас, многие бы страхи растворились. В спектакле «Я Басё» заняты ребята из всех наших групп, в том числе и старшая группа ребят с синдромом Дауна. А в спектакле «Племянник» играет один мальчик с синдромом Дауна вместе с остальными актерами. Наша задача — замешать все процессы. Я очень радуюсь, когда у ребят проходят эти страхи. К 2021 году в центре «Пакитан» мы хотим запустить творческий проект для детей от 3 до 7 лет. Будем приглашать семьи, которые не против того, чтобы их ребенок рос среди разных детей. Возьмем туда ребят с разными отклонениями в развитии, подготовим команду и создадим творческий центр, в котором будем говорить с детьми, даже с самыми маленькими, о человеческих ценностях.

Хорошо. Нас везде хорошо принимают. Мы ребята добрые, позитивные, поэтому у нас нет ощущения того, что «здесь хорошо, там плохо». За границей люди не стесняются проявлять свои эмоции, аплодисменты там заработать проще. Но, понимаете, это же внешний показатель. В целом, там и жизнь более расслабленная, поэтому это закономерно.
Удивляются ли в других странах, что такой особенный цирк приезжает из Петербурга — города «классического искусства» ?
Думаю, для них не важно, откуда мы именно: из Калифорнии, Петербурга или Якутии. Когда зритель получает настоящие эмоции — у него возникает чувство благодарности и радости.
Зачастую, человек приходит в цирк со стереотипами о социальной организации, о России, о самом цирке. Но наша задача с самой первой минуты сказать, что есть счастье в мире и много всего другого.

У нас большие планы, про них пока страшно рассказывать (улыбается). Расскажу про ближайшие. Восемь лет назад в Петербурге было очень мало семейных событий, где была бы возможность что-то создать вместе с детьми. И при том, без всякой мишуры вроде клоунов, которые делают собачек из шариков. И вот в течение восьми лет мы проводили международный фестиваль современного цирка «Летающие дети». Там мы пытаемся показать новый цирк, проводим мастер-классы и создаем приятную атмосферу праздника. Сейчас таких
событий в городе стало больше. Поэтому, мы придумали новый фестиваль современного цирка и стрит-арта «Балансировка». Этим фестивалем мы хотим рассказать обществу, что возможности цирка безграничны. Цирк сейчас соединяет в себе многие современные творческие направления: хип-хоп, паркур, стрит-арт и так далее. Хотим призвать современные цирки, в основном европейские, и позвать молодых художников, которые занимаются «экстремальными» видами творчества. Наша задача — соединить всевозможные грани цирка в одном пространстве. Я надеюсь, что все получится и приедут невероятно крутые
ребята, например, Gandini Juggling — мировые звезды жонглирования из Великобритании. Планируем собрать ребят, которые занимаются паркуром и сделать с ними, так называемую, «Паркурную симфонию» под симфонический оркестр на открытом воздухе.
Есть замечательные ребята из Литвы, которые ходят по канату. Они заняли первое место в мире по трюкам на хайлайне*. Еще к нам приедет французский цирк, ребята из Финляндии, которые будут показывать спектакли. Помимо этого, сделаем образовательный проект, где будет обсуждаться, каким образом современный цирк меняет города.
Сейчас Охта становится таким новым творческим пространством. Город должен менять «точки культуры». Как это происходит, например, в Берлине. А всё потому, что там есть люди, которые проявляют активность. Это очень важно для стратегии развития города. Мы должны понимать, что если хотим менять город, мы должны его культурно наполнять.

Сейчас грубо скажу, но думаю, что молодость — это, когда у человека есть возможность послать этот взрослый мир куда подальше. Вы знаете, есть такие молодые люди, которые уже успели стать старенькими. Они уже никого не посылают и не высказывают протест. Они уже без всколоченных волос и рваных джинсов. Думаю, что молодость — это невероятное и замечательное время, когда ты можешь разрушать, создавать, искать, не бояться. И если человек этот момент упускает — он не приходит к чему-то важному и цельному в своей жизни. Молодость — время именно для разрушения и вызова. Время, чтобы все ставить под вопрос и сомнение. А не для того, чтобы надеть белую рубашку и разложить все по полочкам. Время для путешествия и перепроверки себя и мира. И нам никогда не поздно все это сделать: послать всех к черту и начать жить по-другому. К слову о молодости: мы хотим позвать на фестиваль женщину, ей 70 лет, живет в Хельсинки. Она занимается акробатикой на батуте, рисует баллончиком граффити разные теги и картины, а несколько лет назад начала кататься на лонгборде. Очень хочу позвать ее на фестиваль — для меня это чистое проявление цирка. Когда человек взлетает над собой, над своими выдуманными ограничениями (по возрасту, полу и так далее), он как бы говорит: «я делаю, что хочу»

Понимаете, во фрика тоже не хочется превращаться. Я не то, чтобы каждое утро выхожу из дома и стреляю по окнам из рогатки (смеется). Но я очень люблю посмеяться и пошутить. Всегда можно делать вечеринки для друзей, ходить в поход, уезжать в Грузию и пить вино, ходить по крышам. Человек себя рано лишает радостей жизни, потому что, как ему кажется, есть что-то более важное. А мне кажется, что нет ничего важнее, чем умение радоваться и хохотать.

Нет! (Лариса начинает смеяться и отмахиваться от меня руками). Ни за что! Это страшный диагноз, и я совершенно не готова работать с такими людьми! Пусть это будут безумные старики, дети-хулиганы, люди из психоневрологических интернатов, но только не «чахлые взрослые»! Мне их жаль, конечно. Видимо, в детстве их сильно обидели, перекрыли им какие-то душевные каналы, что они так быстро зачахли. Но, с другой стороны, никто не мешает им послать всех и делать что-то мега-крутое. Мы уже сделали цирк для хулиганов, как раз для того, чтобы каждый смог открыть в себе новое.

О! Многому! Мы проводили мастер-класс для воспитательниц детских садов. Сейчас строится самый большой в России инклюзивный детский садик и им важно подготовить команду профессионалов, которые испытывают удовольствие от жизни и любят свою работу. Мы встречались со взрослыми людьми, и одна из наших задач была — вспомнить себя детьми.
Невероятно крутой опыт, но и одновременно грустный. Потому что осознаешь, что закопал глубоко в себе что-то важное. У детей замечательный способ мышления и не «замусоренный» взгляд на мир, на природу, на проявление характера. Дети могут помочь взглянуть под другим, неожиданным углом, на обычные, казалось бы вещи. Взрослым было бы хорошо, научиться их слышать, тогда появится шанс сойти с пути страхов, лжи и сомнений. И не стать «чахлым» взрослым будет проще.