Это было решение семьи. Как и многих детей, меня привели родители. Никто не спрашивал, просто отдали в специальную школу. Крайне мало детей хотят заниматься арфой в семь лет. Дети хотят играть, развлекаться.

Нет. Уже в более взрослом возрасте, когда начинаешь по-другому воспринимать происходящее, чувствуешь ответственность и не хочешь выглядеть плохо в глазах других. Особенно в глазах тех, кто тебя слушает. В том числе в глазах твоих педагогов, которые в тебя верят. А что может понравится маленьким? Отнимает кучу времени, облезает кожа на пальцах, остаются кровавые мозоли. Сейчас уже лучше, медицина шагнула вперед, а когда я была маленькой, трещины на пальцах часто не заживали, потому что кожа теряла способность к заживлению.
Музыка в физическом отношении действительна связана со спортом. У детей, которые занимаются гимнастикой, тоже болезненные травмы, но они крупные: позвоночник, руки, ноги. А у нас травмы мелкие, на уровне мелкой моторики. И так называемые переигрывания, когда мышцы настолько перегружены, что они перестают отвечать. Так что мы такие же спортсмены.

Уже не помню, но точно хотелось. Чего — сказать не могу. Арфа нравилась моей бабушке. Она приняла это решение. Как в анекдоте: во-первых, красиво.
Но даже сейчас я не могу однозначно относится к своему инструменту, потому что есть моменты, которые мне не нравятся и которые требуют огромной, огромной работы. И всегда есть моменты, которые хочется подшлифовать, изменить.

Какое-то время я училась в Санкт-Петербургской консерватории. В нашем деле очень важно, как
складываются отношения с педагогом — как у спортсменов с тренером. В результате я уехала в Москву и закончила Московскую консерваторию.

Этот театр был основан моим отцом. Я сюда пришла, когда мне было 17 лет. Проработала 3 года и ушла по конкурсу в Мариинку, где осталась на 13 лет. Потом я посчитала, что для моей семьи будет лучше, если я буду меньше работать, и перешла назад, в камерный театр.

Вот так вот раз, и, как по щелчку, в голове пусто. В компании всегда выплывает куча разных историй.
Истории в основном связаны с Мариинским театром. Мы любим гастроли, на которых нет интересных историй. Это лучшие гастроли, потому что когда начинаются интересные истории, начинаются проблемы. Истории из разряда про потерянные ноты и чемоданы, уехавшие в другие города — это обычное дело. Когда я работала в Мариинском театре, гастрольная жизнь занимала 11 месяцев подряд. Мы не больше месяца проводили в России. Переезжали из одной страны в другую. Иногда мы приезжали домой, чтобы просто поменять паспорта. Одни на другие, потому что заканчивалась виза или ещё что-то. Сразу же в аэропорту мы передавали родным какие-то подарки, деньги, садились в самолёт и летели дальше: Пекин, из Пекина в Лос-Анджелес и дальше.

Выступать я люблю дома, если честно. Хотя публика в Европе гораздо менее требовательная, чем в России. Там даже средние концерты проходят на ура.
А чтобы тебя хорошо приняла русская публика, нужно действительно поработать. На нашей планете мне больше всего понравился Гонконг. Хотя я очень многие города люблю. Я люблю Москву и Петербург, обожаю Токио, Нью-Йорк, и Париж. Некоторые города я знаю не хуже, чем Питер.

Говорят, да. У нас, у музыкантов, есть даже шуточная таблица — продолжительность жизни на разных специализациях. Арфисты живут дольше всех. Ещё дольше живут дирижёры. А меньше всех — духовики.

Не знаю. Конечно, пожилых дирижёров много. Они держат себя в форме. И я знаю пожилых арфистов, та же Вера Дулова — ей было ближе к 100 годам, Ольге Эрдели было за 90, и они не одни такие.
Действительно, очень пожилых арфистов немало.

Конечно. Как на гитаре играют, так можно и на арфе играть. Но это будет не на профессиональном, а на любительском уровне. Да, он может стать профессионалом, если он задастся такой целью.

Люди, которые учатся играть на гитаре для домашнего исполнения, они ведь не овладевают виртуозным гитарным репертуаром. Есть несложные композиции, а есть такой гитарный репертуар — боже мой! Когда играет профессиональный гитарист, невозможно сфотографировать его руки. Они работают настолько быстро, что на фотографии получается мутное пятно. Так же и на арфе: у нас есть репертуар, который не всем профессионалам под силу. А что-то можно и для себя освоить. В XVIII веке во Франции случился настоящий арфовый «бум», тогда в каждом доме был инструмент. На нём играли абсолютно все.

Если посмотрите, то на тыльной стороне арфы очень много педалей — семь штук, при этом у каждой по три позиции, то есть всего 21. Раньше инструменты были вообще без педалей, они могли играть только в одной тональности. Такой сложный механизм в XVIII веке изобрёл австрийский мастер Гохбруккер. Он привёз первую арфу в Петербург, но её тут никто не оценил. Тогда он повёз её в Париж, где она имела огромный успех, ведь арфа — это удивительный инструмент.
Один из первых инструментов, который совмещал в себе инструментальную часть, то есть дерево и струны, и механическую часть — когда ты нажимаешь на педальку, там начинает работать какой-то таинственный механизм, что-то крутится, вертится, меняется звук. Как в полумеханической шкатулке. Тогда такие шкатулки и заводные куклы были довольно популярны. А ещё можно назвать огромное количество выдающихся арфистов. Например, Шарль Николя Бокса, современник Паганини. Его слава ничуть не меньше, просто людям в XX веке был интереснее удивительный виртуоз, именно скрипач — интереснее и зрительно, и эмоционально. У Бокса был безумный музыкальный талант. Он играл на множестве инструментов, с детства писал музыку, в 14 лет уже написал оперу, которую показывали при дворе императора. Он имел все возможные регалии, был придворным арфистом. Он по улице не мог пройти, как сейчас наши звёзды. Одновременно во Франции развивалось дело о крупных денежных махинациях. Махинации нарастали, ущерб угрожал государственной казне. Следствие никак не могло понять, откуда всё исходит. И когда всё сошлось на нём, никто не мог поверить, что это делает один единственный человек. Его предупредили на улице, что за ним придут. И он как шёл по улице, так развернулся и убежал. Ущерб был настолько астрономический, что его заочно приговорили к смертной казни. Он всё бросил и, переодевшись моряком, бежал в Лондон. Там жил знаменитый музыкальный мастер Себастьян Эрар. Он делал арфы и рояли. Себастьян Эрар помог Шарлю встать на ноги, и буквально через полгода он стал крупнейшим арфистом в Англии. Ему дают художественное руководство над театром итальянской оперы в Лондоне. Вместе со своим другом Бишопом он основывает Лондонскую академию музыки. Вроде бы всё наладилось, но опять рождается новый скандал, потому что оказалось, что он многожёнец. И жён у него было большое количество — от крестьянок до истинных леди. Скандал, конечно, был грандиозный. После этого скандала его попросили освободить пост ректора консерватории. Но он всё-таки продолжал руководить оперой и дирижировать, написал около 17 балетов. Но после этой истории он совсем не поменялся. Ему не нужна была никакая
женщина, кроме жены его друга Бишопа. Он бежит с ней из Лондона. Бишоп убил бы его на дуэли, поэтому в Лондон им нельзя было возвращаться. С этой женщиной они прожили всю жизнь, кочуя из страны в страну. Он также был первым из музыкантов, кто совершил кругосветное турне. А умер он по дороге в Австралию. По воспоминаниям современников, было такое правило: ему нельзя платить перед выступлением, иначе он убежит с деньгами. Если ему заплатить в перерыв, то он убежит во время перерыва.