Каждый раз, собираясь в Россию, я сталкиваюсь с предвзятым отношением со стороны друзей и знакомых. Приходится объяснять, что не все русские – олигархи, не все русские такие, как о них говорят в новостях. Это всё fake news (пер. – фальшивые новости).
Мне как-то сказали, что в России не любят чёрных. Что?! Я намного чаще сталкиваюсь с расизмом в Великобритании, где сейчас живу. У меня, может, и странная причёска, но в России меня принимают таким, какой я есть. И не потому, что я знаменитость, ведь когда я путешествую поездом, люди редко узнают меня. Для них я чужак, но они всегда добры и щедры ко мне. Угощают чаем с печеньками.

Мне нечего бояться, я путешествую налегке. Со мной только моя гитара, иногда — агент, но без переводчика. Я просто кричу: «Кто говорит по-английски?» Если никто не отвечает, всегда выручает язык жестов. И, конечно, спасибо системе Google Translate. Я как-то встречался несколько месяцев с девушкой, с которой мы общались только через этот переводчик. Если бы мы могли разговаривать, думаю, отношения закончились бы ещё быстрее (смеётся).
Последние пару лет я веду дорожные заметки, и у меня есть блог путешественника. О России я пишу только хорошее и каждый раз рекомендую всем посетить эту страну. Меня часто спрашивают знакомые знаменитые музыканты: «Появилась возможность дать концерт в России. Ехать?» Я всегда отвечаю: «Обязательно!»
Первый раз я выступал в России в Иркутске. Концерт прошёл на ура, меня тепло приняли. Помню, когда я только приехал, увидел деревянные хижины и тундру, мне они
напомнили Аляску. А я ведь жил на Аляске, поэтому почувствовал себя как дома. Это было первое и самое главное впечатление о стране.

Я жил там в детстве. Аляска же раньше входила в состав России. Там очень красиво.
Аляска — это снежные просторы, маленькие городки, много русских людей и старые православные церквушки. Именно там было моё первое прикосновение к музыке.
Помню, лет в 5 я мечтал стать Элвисом Пресли. Я брал швабру в качестве гитары и напевал Blue suede shoes или You ain’t nothing but a hound dog. А мама почему- то послала меня учиться играть на пианино. Я очень не любил эти занятия, потому что каждый раз, когда я делал ошибку,
преподаватель бил меня линейкой по пальцам. К счастью, мы скоро переехали обратно в Мемфис, штат Теннесси. Там я больше занимался вокалом: хор, церковное пение, мадригалы, классика. А когда мы жили в Калифорнии, я играл в оркестре на басовой скрипке или виолончели. Однажды я взял в руки басс-гитару, и мой мир изменился навсегда.

Да, в тот момент я почувствовал в себе огонь творчества. Но жизнь музыканта оказалась нелёгкой, я выживал как мог. В самые тяжёлые дни думаешь, что всё плохо. Но на самом деле такие дни полезны, потому что когда достигаешь дна, у тебя только один путь — путь наверх.
У меня был день, когда меня бросила девушка и выгнали из съёмной квартиры, так что мне пришлось несколько ночей провести в машине. Мне было грустно, и я пошёл к другу. Оказалось, что ему как раз звонили, кому-то срочно нужен басист. Мы собрались и поехали в Санта-Барбару. Я даже не спросил, кто играет. Приезжаем, а там Джо Кокер. Так мы и познакомились. С Джо я поехал в своё первое большое турне. Когда я вернулся в Лос-Анджелес, меня тут же позвали в группу The Animals, мы играли вместе с Эриком Бёрдоном. Это было круто. Они открыли мне мир современной музыки, и я решил собрать собственную группу. Несколько лет мы играли свои песни, выступали на разогреве у популярных групп, ездили с ними в турне. Это был незабываемый опыт.

Конечно, нет. Потом меня позвали в Лондон.
Я продолжал писать песни, но в основном я работал «сессионным» музыкантом. Приглашали на запись в студии и играть на концертах. После пяти лет усердной работы мне повезло познакомиться с Линдой и Полом Маккартни. К тому времени я записал сингл и всегда носил его с собой. При встрече я сунул диск Линде, и она отнесла его в Air Studios (примеч. – легендарная студия звукозаписи в Лондоне), где диск попался на глаза серьёзному продюсеру из Нью- Йорка. Позже эту песню записали с молодой исполнительницей, и она стала хитом номер один, было продано более двух миллионов дисков. А потом ещё три года держалась в чарте танцевальной музыки.
Популярность моя росла. И на меня вышли продюсеры из Милана. Они пригласили меня работать в Италии. Это был самый продуктивный период в моей жизни. Они выжали из меня десятки песен, я практически жил на студии. Потом на протяжении многих лет они мне сообщали о том, кто из музыкантов записал мою песню, кто хочет спеть дуэтом. Мне было приятно, что мои песни цепляют.
Например, Билли Кобэм выбрал песню Shadow (Тень). Это песня о любви, о чувстве, которое с тобой, как тень, куда бы ты ни пошёл. Мы записали песню, и она стала хитом. Её до сих пор ставят на радио. Я даже слышал её в Москве!
Кстати, жена Билли — русская. Когда она узнала, что у меня тур по России, она сказала:
«Да ты храбрец!» — «Подожди. В смысле “храбрец”? — переспросил я. — Мне стоит беспокоиться?» Мы посмеялись, но я знал, что всё будет хорошо. Я поехал и не пожалел.

В 2017 году я шесть недель ездил по России, дал 22 концерта и 40 выступлений. Я выступал в школах, на радио и телевидении. Это были трудные недели, но мне очень понравилось. Правда, я решил больше так не мучать себя. Не скакать по городам, а оставаться в каждом месте по несколько дней, чтобы спокойно отдохнуть, погулять.
В туре я понял, что передвижение по России уматывает, но сами люди, обычаи, и особенно
еда мне очень понравились. Я — веган, не ем сахар, и это вызывает определенные трудности. Но только не здесь. Меня удивило, что в любом магазине спокойно можно найти секцию продуктов без сахара, а в Лондоне это ещё и не в каждой аптеке купишь.
За время тура я очень породнился с Россией.
Только в этом году я приезжаю уже шестой раз.

Я был в Чите, замечательный город. Меня приглашали на частную вечеринку одного банка. У меня был большой концерт в Краснодаре. Выступал в Вологде на блюзовом фестивале. Также был в Санкт- Петербурге, Иркутске, Новосибирске, Архангельске, Сочи.
А завтра у меня концерт в Сосновом бору. Раньше это была закрытая зона, там находится действующая атомная электростанция, и туда долго никого не пускали. Я буду первым зарубежным музыкантом, который там выступит.
Я первопроходец, и уже привык быть первым.
Я играл в местах, где ещё не выступал никто

Я родился в Мемфисе — это криминальная столица мира. И живу в Лондоне, где только за последний год было убито более 100 чёрных парней. Я играл в клубах, где люди доставили оружие и начинали стрелять. А я продолжал играть, потому что они стреляли не в меня (смеётся).
Но я был в местах и пострашнее. Например, в зоне боевых действий в Шри-Ланке. Идёт война, а я сижу себе на гитаре играю. Выступал в ЮАР, где в любом городе за 1 евро можно купить пистолет-пулемёт Узи. Там страшно по улицам ходить.
Так что в России мало что может меня напугать. Да и я всегда доверяю своей интуиции, она держит меня на расстоянии от ненужных приключений. Находясь во взрывоопасной ситуации, мне везло не быть втянутым в неприятности.
Однажды моя музыка остановила бунт. Меня с группой пригласили выступить в Калифорнии на военно-морской базе. И пока мы готовились к выступлению, между солдатами возник конфликт. Чёрные парни встали с одной стороны, белые — с другой, а мы как раз посередине. А ведь у них
тут горы оружия. Одна искра, и начнётся кровопролитие. Было немного страшно, но я сказал музыкантам: «Просто начинаем играть Smoke on the Water группы Deep Purple». Мы играли на максимальной громкости. Потом сказали: «Хотите драться — деритесь, а мы тогда пакуемся». И тут они закричали, что хотят ещё и чтобы мы оставались. Напряжение спало, и солдаты забыли о разногласиях. Вот какова сила музыки

В идеале я сижу в гримёрке, где собираюсь с мыслями, играю на гитаре. Это моя музыка, и на мне лежит огромная ответственность за то, как она будет звучать. Чаще всего я играю с приглашенными музыкантами, и мне нужно долго разъяснять им, насколько африканские ритмы отличаются от классической музыки. Я с пониманием отношусь к их умению, ведь они не живут этой музыкой, не питаются ей, не спят с ней. Но они должны поймать ритм и делать всё в точности, как я говорю. Это сложный и трудоёмкий процесс, и перед концертом мне нужно всё обдумать ещё раз. Иногда мне кажется, нужно всё бросить и играть каверы. Это так просто, это может каждый. Но нет, я люблю усложнять свою жизнь. Поэтому хочу, чтобы люди играли музыку, которую, я считаю, людям нужно услышать. И во время концерта я всегда вижу, какая песня пришлась по сердцу. Если музыка меняет образ мыслей, открывает новое видение, значит, я как музыкант сделал свою работу.
Чтобы это получилось, нужно сосредоточиться, поэтому нужна тишина. Пять минут тишины или просто закрыть глаза — это всё, что мне нужно.

Я стараюсь всё делать правильно. Но в живом выступлении не всегда есть возможность добиться идеального звука. Может плоско звучать голос, может идти плохой звук из мониторов, на эмоциях можно сыграть не ту ноту. В живом выступлении не избежать ошибок, потому что всё идёт в реальном времени. Это всё часть настроения. Впрочем, и не нужно быть идеальным, нужно передать чувство.
На концерте тебе может сойти с рук многое, а в студии всё доводится до идеала. И чтобы
получилось, нужно много репетировать. Здесь чувства сталкиваются с техникой.
Умерять свои эмоции и делать акцент больше на техническое исполнение.
Иногда получается, что то, что в записи звучит хорошо, не так хорошо в живом исполнении,
и, наоборот, то, что не идеально в записи, может очень круто звучать со сцены.

Для первого альбома, который вышел в свет только в 2005 году, песни набирались годами. В какой-то момент мне предложили собрать их вместе и записать. Раньше я даже не задумывался об этом, просто сочинял. А ведь среди них было много потрясающих дуэтов с такими громкими именами, как Стинг, Билли Кобэм, Габриэль, Дэз’ри, Стэнли Джордан. И все они стоят рядом с моим именем. Помню, я тогда подумал: «Если первый альбом такой, то что же будет дальше?»
Мне порой казалось, что приглашенные артисты затмевали меня в моих же песнях, ведь я — не великий певец и не великий гитарист. Но я был горд, потому что написал эти крутые песни, и из них получились крутые дуэты.
Несмотря на то, что альбом получился отличным и более чем звёздным, студия звукозаписи не сильно продвигала его. К тому же появился интернет, и люди стали скачивать в обход официальным продажам. Поэтому много я не заработал. Но я до сих пор получаю хорошие отчисления за то, что песни с моего первого альбома всё ещё крутят по радио. И когда я путешествую, слышу свои песни по всему миру.

Много-много вдохновения. Пусть вдохновляет любовь. Я любил жену и обожал детей, они принесли мне много счастья. Но иногда вдохновляют и печальные события. Когда умерла моя первая жена, когда я развёлся со второй женой, это причинило мне много боли. Мне хотелось кричать и ругаться. Но как только проходят первые эмоции, приходит творчество.
Оглядываясь назад, я понимаю, что многие песни были лишь реакцией на некие события, катарсисом. Но мне необходимо было выплеснуть чувства на бумагу. А работа над песней всегда разжигала ещё больше творческого запала.
Я могу написать песню, просто взяв гитару в руки. Но чтобы написать хорошую песню, нужно, чтобы внутри горел огонь. Можно сколько угодно учиться играть ноты, но только с огнём внутри можно начать творить. Песни — это всегда эмоции, положительные или отрицательные. Моим вдохновением могут быть люди, путешествия, выступления.
Бывает, в мире происходит трагедия, и тебя это так задевает, что ты садишься и пишешь. Есть
в жизни мгновения, которые хочешь сберечь, и ты создаёшь песню, чтобы они обрели форму. Отношения могут быстро закончиться, а искра, которая зажгла их, останется. И это положительная сторона музыки.

Мои песни — это моя жизни. Я впитывал все музыкальные стили, с которыми сталкивался. Не мог остановиться на одном направлении. В школе мы играли классические произведения. Популярную музыку я учился играть по книжке с аккордами песен Битлз. По ней же учился писать собственные песни. В Мемфисе играют преимущественно блюз и джаз, в Калифорнии — рок. Я не мог пройти мимо латино и соула. И это всё отражено в моей музыке.
Например, песня Jah Spirit на альбоме Билли Кобэма звучит в блюзовом варианте, в то время как на своих выступлениях я добавляю регги, а среди аккордов слышна основная тема Джеймса Бонда.
Стинг с Домиником Миллером, моим большим другом, написали песню Lullaby for an anxious child, я лишь добавил в неё новую эмоцию. Эта песня напомнила мне поездку в далеком 1984 году в Сенегал, где я выступал на одной сцене с Йуссу Н’Дуром, ещё до того как он написал свой хит 7 seconds. Я вспомнил время, проведённое в культуре пустыни, вспомнил чувства, охватившие меня тогда, и дописал слова. Я ничего специально не придумывал, это просто полилось из меня. А песня приобрела африканский оттенок.

Уровень музыкального профессионализма в России выше, чем во многих других странах.
Куда бы я ни поехал, мне встречаются очень талантливые музыканты, обучающиеся в консерваториях. В Англии в основной массе перестали финансировать занятия музыкой в школах или максимально их сократили. Для таких инструментов как скрипка, остались только частные занятия. И не все могут себе их позволить. А наличие денег не говорит о наличии таланта. И чаще всего именно талантливые ученики не могут позволить себе частные уроки. В Великобритании возможности сокращаются, тогда как в России много техничных музыкантов. Я впечатлён!