Разберем фигуры не столь известной величины, как Малевич и Кандинский, но, несомненно значимых для русского авангарда.
Вот Михаил Матюшин прославился в первую очередь в Петербургских кругах, где его именем назван музей – Музей русского авангарда Матюшина. Кстати, по образованию он был музыкант, а в рисовальную школу ему посоветовал пойти живописец Иосиф Крачковский. Во время обучения Матюшин посещал Париж, где также вдохновлялся работами импрессионистов. В автобиографии Матюшин делит свой путь художника на несколько перио-дов: «1905– 1914 – искания цвета и света в этюдах с натуры, преимущественно в пейзажах. 1911–1913 – лучшие этюды в пейзаже и портрете, написанные в импрессионизме. С 1914 – больше не пишу импрессионистических вещей. Я стал работать в кубизме». На Матюшина большое впе-чатление произвели и труды математика Успенского «Четвертое измерение», которое сам худож-ник трактовал как «расширение границ человеческого сознания, «настройка» внутреннего взора, способного увидеть незримые связи, которые невозможно углядеть взором обыденным». С этой точки зрения в своем творчестве его интересовала проблема стыка неба и земли – расширенным сознанием охватить единство мира. Интересно, что Матюшин был вообще весьма разносторон-ним, и не заострялся только на изобразительном искусстве. Он выступал как критик, теоретик, много лет отдал написанию музыкальных произведений, был близок с поэтами–футуристами. Павел Филонов. Известен он нам прежде всего, благодаря своими сложными словно переливаю-щимися мозаикой на свету полотнами, похожими на панно. Сам он называл себя не художником, а исследователем. Он создал новое направление «аналитическое искусство», рисовал «атомами» и считал, что картина развивается, как живой организм. Учился Филонов на маляра, в живописно-малярных мастер- ских у Александра Гуэ. Как он вспоминает, в мастерских «работа велась всеми матери- алами и способами, стоя, сидя, лежа, при постоянном риске сорваться с лесов, при еже-дневных обедах в трактирах и «живопырках», под орган и граммофон.» Тем не менее он вспоми-нает этот свой опыт как «самую лучшую школу». По вечерам художник параллельно посещал рисовальные классы. Сразу по окончании училища Филонова как лучшего студента уже отко-мандировали в Воронеж для росписи фрески храма. Поступление в академию художеств Филоно-ву далось непросто: трижды пытался, но каждый раз не хватало анатомических знаний. Однако в 1903 году поступил в частную мастерскую живописца Льва Дмитриева-Кавказского. Академик был заядлым путешественником. Филонов, вдохновившись рассказами мастера, вскоре сам от-правился в путешествие из Казани в Рыбинск, а оттуда в Иерусалим. Средств не хватало, поэтому он брался по пути за любую работу, от оформления этикетки до портрета случайного попутчика. Собственно, эта поездка вдохновила его и на создания «Поклонения волхвов», одного из первых его крупных полотен. А в, по возвращении в Петербург, он таки поступил в Академию, правда, вольнослушателем. Учился прилежно. Правда, на втором курсе отошел от академизма, начав эксперименты с цветами. В 1910 его работы привлекли основателя «Союза молодежи», и в том же году его работы уже висели на одной стене с картинами Гончаровой, Ларионова и Кончалов-ского. В 1912 художник занялся разработкой своей теории, согласно которой картину следует писать, как «зерно, которое произрастает через целый мир невидимых явлений и взаимодействий.» Тщательная детализация, расклад изображаемого вплоть до атомов стали его отличительной чертой. Филонов работал много и активно: оформлял сборники поэтов-новаторов, театральные постановки, участвовал в выставках. И после революции он был вовсе не гоним, а, наоборот, почитаем новой властью. Сам Луначарский говорил так: «Филонов — величайший мастер. Его трудно понять, но это не умаляет его величия, и в будущем он станет гордостью страны». У художника возникла своя школа — «Коллектив мастеров аналитического искусства».