Да, только всё это было абсолютно обычно и малоинтересно. Я родился в Казахстане, получил
музыкальное образование по классу саксофон, но никогда не работал по этой специальности. Я
отучился и сразу пошёл работать крупье в казино, потому что мне хотелось иметь собственные
деньги. В 16 лет я зарабатывал больше, чем мама с папой вместе. И мне очень нравилось
зарабатывать хорошие деньги. Я рано стал самостоятельным. В 19 лет я уехал от родителей в Калининград и прожил там пять лет. Я поехал просто так, у меня там никого не было.

Я всегда понимал, что я творческий человек. Без музыки, например, вообще жить не могу. Хоть и не работал по профессии, но музыка, наверное, самое главное для меня. Я вообще не представляю дня без музыки. Раньше мне приходилось быть очень собранным и организованным, ходить везде с телефоном и в любую секунду быть на связи. Но это вообще не про меня, и сейчас я радуюсь, что мне нет необходимости быть таким.
Я никогда не знаю, сколько времени, какое сегодня число. И получаю дикое удовольствие от
нынешнего своего образа жизни.

В 39 лет я поменял свою работу, изменил место жительства и круг общения. Это, конечно,
немножко болезненная тема, потому что не все мои друзья понимают, почему я так сделал. Я
практически никому ничего не сказал, ни с кем не попрощался — просто взял и уехал. Конечно же, люди думают, что я плохой человек, что я плохо с ними поступил, много людей на меня обижены.
Но ты же не скажешь: «Ну всё, друзья, давайте отмечать, я меняю свою жизнь!»

Нет, я к нему долго морально готовился и никому ничего не рассказывал. Не скажу, что мне было страшно, но всё-таки довольно сложно менять жизнь, когда ты переезжаешь в другой город или страну и никого там не знаешь. Но это всё мелочи, которые нужно пройти. Я не всё время жил в Казахстане — пять лет провёл в Калининграде, какое-то время жил в Риге. Я и сейчас живу на два города. Я бы не хотел «привязывать» себя к одному месту. Всё-таки я космополит. Я бы пожил ещё в Париже, Лондоне и во многих
других местах. Например, на Бали!
В Петербурге я отучился в Международной высшей школе моды BLANCHE NOIR на стилиста-имиджмейкера, но когда её закончил, то понял, что это не совсем моё.
Мне нравится мода, но то ли я такой эгоист, то ли мне просто неинтересно придумывать образы для других, а не для себя.
И вот практически сразу после окончания мне попалось объявление о наборе в Школу парфюмеров. Я пришёл подготовленным, так как много лет увлекался ароматерапией, изучал
эфирные масла, их свойства и действие. Мой нос и память уже были натренированными. Я закончил Школу и стал работать.

Хотя я столько лет работал во всяких нетворческих профессиях, я всегда был… мне не нравится слово «тонкий» человек, но то, что тонко чувствующий — это сто процентов. Потому что я вижу других людей. Вернее, их реакцию. Я раньше не задумывался об этом, но потом начал анализировать, как другие люди реагируют на фильмы, например, или на какие-то ситуации.
Я заметил разницу в своём восприятии и в восприятии других и понял, что в чувственности
я отличаюсь. Раньше я этого стеснялся, а сейчас считаю чувствительность одной из своих сильных сторон. Потому что эта моя черта сейчас на меня работает, и я эксплуатирую её по полной программе. Именно чувствительность помогает мне делать духи. Я даже могу сам себя довести до совсем уж особенного состояния, когда воздух вокруг меня начинает «сгущаться». Это очень странное и непередаваемое чувство, и я очень люблю проделывать всякие такие штуки. (Смеётся).
Считаю, что люди должны любить и уважать в себе какие-то необычные свойства и особенности. Холить и лелеять их.

Не знаю, мне всегда сложно говорить о своих духах. Я как-то не анализирую всё это.
Мне нравится делать вещи, которые вызывают у людей эмоции, вытаскивают из подсознания
воспоминания, истории, возбуждают фантазию.
Люди покупают мои духи, потом пишут свои впечатления: кто-то плачет, кто-то эмоционально
переносится в детство, кто-то вспоминает ушедших родителей. Одна женщина писала: «Я явно чувствую запах куртки отца, в которой он ремонтировал машину. Он приходил из гаража и сам пах бензином. А ещё отец курил, и к этому всему примешивался запах табака». Она благодарила меня за эти минуты, что позволили ей вновь «встретиться» с собой маленькой, с давно ушедшим отцом. Для духов, может быть, странновато, но у неё этот аромат ассоциируется именно с её личным воспоминанием. И пусть это не «высокая парфюмерия», к ней я и не
стремлюсь — мне гораздо интереснее вот такое направление. Я обожаю эти истории.
Я вкладываю в духи что-то такое, что так действует на людей. Видимо, как раз тут моя чувствительность и срабатывает. Я сам не знаю, как это работает. Не могу объяснить.
Я осознанно выбрал такой стиль в работе — не совсем коммерческий. Мои духи не назовёшь
просто «приятно» или «вкусно пахнущими». Я не делаю того, что безусловно одобрит массовый
потребитель. Эмоции не обязательно вызывают цветочные и всякие «вкусненькие» запахи.
Иногда совсем наоборот. Я не хочу нравиться всем. Не вижу ни одной причины.
Несколько раз я пытался переступить через себя и сделать коммерческие, более понятные
ароматы. Ничем хорошим это не закончилось.
Потом я решил, что больше заигрывать с публикой, угождая ей, не стану. Если всё неискренне изначально, ничего не сработает.
Всегда говорю, что если люди такой подход не приемлют — я не их парфюмер.

Я делаю всё вручную, небольшими объёмами — у меня нет мини-заводика или фабрики. Я уже
устал отвечать на вопрос: «Почему такая высокая цена?» А почему я должен быть дешевле, чем
то, что разлито тысячными тиражами? Я даже не хочу объяснять, что у нас дорогое сырьё, что
производство обходится дороже, потому что нужно ещё всё привезти в Россию. А это, как вы понимаете, в нынешней мировой ситуации непросто. В России ничего не производится для нужд парфюмерии. Всё, с чем мы работаем, произведено в США, Италии и Франции. Даже не хочу в это углубляться.
Но и это не главное. Важна сама постановка вопроса многих наших людей: «Странно… почему
это отечественный производитель стоит больше, чем западный?». Откуда это неуважение к
самим себе, ко всему российскому? Почему они считают, что раз российское, то и стоить должно
меньше? Меня это удивляет и возмущает. Я не оцениваю себя, свой труд, свою вложенную
энергию, в конце концов, ниже, чем кто-то, живущий на Западе.
Слава богу, таких людей мало, и среди моих почитателей таких нет. Это я иногда наблюдаю на
разных ресурсах — и не обо мне лично, а вообще о российской парфюмерии. Хотя сейчас решил
совсем не читать комментарии.
И вот интересно, что как раз-таки моих клиентов из США, Германии, Италии и других стран
совершенно не смущает высокая цена. Я всё понимаю — достаток разный и прочие вещи. Но что я могу поделать.

Сначала должна родиться идея, а потом я её воплощаю. У меня есть аромат «Меланхолия»
— это моя экзаменационная работа, мне нужно было сделать духи с запахом бумаги.
Я подумал, что просто бумага — скучно. И я захотел как-то это обыграть, чтобы была не просто бумага, а письма. Потом я посмотрел фильм «Мы верим в любовь» Мадонны. Эта история про Уоллис Симпсон и короля Эдварда IIX, который отказался от престола ради любви к американке. Параллельно рассказывается про девушку в современном мире, у которой есть письма Уоллис к Эдварду. И там была сцена, когда она сидела у камина и перебирала письма.
Она меня вдохновила, и я решил привязать её к своим духам. Я назвал их «Меланхолия. Письма
Уоллис», но в этом году я их переименовал и оставил просто «Меланхолия».
Цыганская коллекция родилась по-другому. Я хотел сделать духи для одной актрисы (имя
специально не называю, так как уже столько времени эксплуатирую его, что стыдно) и создал
где-то 5–6 ароматов. Изначально у меня не было ассоциации с цыганами, табором. Но люди,
когда их слушают, говорят, что они на самом деле передают то настроение. Я иногда задумываюсь, как могла бы пахнуть музыка. У меня есть одни духи с ароматом музыки. (Смеётся.)

Я не буду называть их имен, чтобы не обидеть всех остальных. Но вот одного человека не могу
не назвать — Анна Зворыкина. Она делает 100% натуральные духи, и она очень крутая! У неё свой стиль, которому она не изменяет. Она, как и Bjork (я фанат Bjork — только в лучшем смысле, разумеется), не похожа ни на кого и не пытается быть похожей. Она такая одна.
И насколько я знаю, она первая в России, кто стал этим заниматься. Очень уважаю её.
Я не знаком со многими парфюмерами лично, но вот мне нравится, что делают Олег Грабчук,
Микеле Бьянке, Евгений Фирсанов. Например, Евгений Фирсанов — единственный, кто делает
Солифлоры. Нужно отдать ему должное, хотя бы за то, что он единственный. Микеле прекрасно
делает удовые, современные ароматы. Олег Грабчук делает духи, которые мне ближе всех по
вкусу. Если бы я носил чужие ароматы, то точно выбрал бы его.
Конечно, нельзя не сказать про Полину Поплевену и не поблагодарить её за любовь к российской нише. Она так рьяно сражается со всеми неверующими в нас. Она создала
парфюмерный проект «Ладаника», где собрала многих российских парфюмеров. Они сделали
для проекта ароматы на русскую тему, и я тоже сделал для него один аромат — «Русская сказка».
Таких идейных людей я больше не встречал. То, что она делает, очень придаёт нам сил и веры в
самих себя. Спасибо ей большое!
Параллельно Полина организовывает парфюмерные письма. Она всё делает для того, чтобы как можно больше людей по всей России могли познакомиться с работой российских парфюмеров. Ну разве не святая? (Улыбается.)
Найти её со своими письмами можно на www.
laparfumerie.org
Сейчас много прекрасных девушек занимается парфюмерией. Я просто не знаком с ними и с
их работами, но уверен, что их ароматы так же прекрасны. Я не могу сказать, что влюблён во
всё русское, но я с гордостью и удовольствием ношу одежду только российских дизайнеров. Не
для показухи — мне действительно нравится то, что они делают. Так почему наши парфюмеры
не могут так же заменить для меня (и вас) всё остальное? Лично я верю в наших ребят.
Это если говорить о нише. Если нет, то у нас есть замечательная Жанна Гладкова — культовая
личность в российской парфюмерии. Она создала очень много известных ароматов для крупных
компаний. Но там совсем другие масштабы, другой уровень. Совсем другая история.
Не из российских мне безумно нравятся Serge Lutens, Bertrand Duchaufour, Filippo Sorcinelli.
А вообще, ближе всего для меня итальянские парфюмеры.
Важно ли для меня чужое мнение?
Нет. У меня на всё есть свое мнение.
Ну вот, а собирался никого не упоминать.
(Смеётся.)

Петербург мне созвучен своей магией и мистицизмом. Он весь соткан из этого, что я очень люблю. В Москве больше перспектив, возможностей, но ритм города не мой. Люблю наши столицы, но порой мечтаю жить где- нибудь у океана или в Швейцарии, например — сидеть вечерами у камина и скучать по болотам Петербурга. (Смеётся.)

В прошлом году увлёкся японскими орхидеями. Японцы не выращивают эти растения в теплицах, оранжереях, на массовую продажу.
Они их оберегают и передают от коллекционера к коллекционеру. Цветы очень древние, и
осознание того, что предки моих орхидей жили несколько веков назад, даёт возможность
прикоснуться к прошлому, прочувствовать времена самураев. Они совершенно особенные.
Многие из них очень ароматные, напоминают жасмин. Это настоящее чудо, живой организм,
от которого исходит своя энергия. Словами её не описать. Они очень выносливые и живучие.
В Японии ими занимаются только мужчины. Как и многое в Японии, они довели это занятие до
совершенства. Это целая философия, искусство, похожее на Бонсай.
А в этом году я увлёкся рисованием акрилом и смолой. Это не картины, а скорее арт-панели
для интерьера. Меня завораживает процесс.
Повторить рисунок невозможно. Всегда получается по-разному.

Обычно нос срабатывает на новые, неизвестные запахи. А знакомые уже заложены в памяти и
воспринимаются абсолютно нормально.

Мне кажется, не нужно ничего делать искусственно. Пусть всё будет так, как должно быть. И уж точно не нужно выдавать себя за другого. Ведь это породит дисбаланс и дисгармонию с самим собой и уж точно не сделает счастливее. А мы все должны быть счастливы!
Только тогда мы сможем сделать счастливее других.

Моё предназначение в том, чем я сейчас и занимаюсь. Я уверен в этом на 100%.
Есть вещи, которые трудно описать словами, но я точно знаю, что я сейчас на своём месте.
Хоть и часто возникают мысли всё оставить.
Но ведь никто не обещал, что будет легко.
Это ведь только кажется так всё мистически- романтично. (Смеётся.) Много рутины, а я её очень боюсь. Боюсь перегореть. Но я чувствую ответственность. Знали бы вы, какие письма мне пишут. Иногда я об этом думаю и понимаю, что вот оно — счастье. И конечно же, всё что я делаю — я делаю для этих людей. Хотите секрет?
(Смеётся.) Когда я говорю, что создаю духи исключительно для себя и мне плевать на чьё-то мнение — не верьте! Это защитная маска.