Яна: Сначала возникла интенция сделать спектакль. Я ещё не знала, каким он будет, про что, для кого, с кем. Но я взращивала своё зерно желания, и оно начало обрастать подробностями. Мы познакомились с Андреем и задумали сделать моноспектакль. Когда мы определились с формой, повесть «Заповедник» пришла мне в голову достаточно быстро.
Как-то вечером я сидела дома, смотрела на большой книжный шкаф и думала: «Что б такое выбрать?» Взгляд мой упал на стопочку книжек Довлатова. Его произведения я любила с подростковых лет. Я всегда считала его прекрасным, актуальным и смешным. По нему же у меня есть научная работа — исследование предпосылок великих русских классических мастеров в «Заповеднике». И погружение в тему сильно отразилось на моей работе со спектаклем. Помню, я тогда подумала: «Довлатов сейчас популярен, людям нравится». И решила перечитать. На «Заповедник» ушло часа два, после чего я тут же позвонила Андрею.

Андрей: Я не был знаком с творчеством Довлатова до спектакля. Яна сказала почитать, и я прочёл. Когда я закрыл книгу, сразу понял, что мы будем делать его. Он зацепил, запал в душу, у
меня появился сильный эмоциональный отклик. Мне захотелось проиграть каждого персонажа,
рассказать эту историю зрителю.

Яна: Повесть многогранна, поэтому мы подходили к ней с разных сторон. У любого произведения есть посыл автора. Я могу согласиться с ним или не согласиться. Я могу взять часть от писателя и добавить часть от себя. Мы искали определённые смыслы, чтобы вынести их на первый план. Спектакль о любви, о боли, которую можно причинить, и о том, что
сдаваться не надо, потому что если осталась хоть капелька чувства, то всё можно исправить.
Но главным для нас был писатель, его проблемы с большим миром, непринятие его творчества окружающими. Его неуверенность в себе — знакомое мне ощущение; его пьянство — незнакомое ощущение, но я смотрю вокруг и вижу это. Сам Довлатов пьющий человек, и персонаж его — пьющий человек. И, как бы романтично ни выглядели в книжках эти истории
об алкогольном опьянении, доводить до белой горячки не стоит.

Андрей: Мы работали над сценарием больше полугода. Мы сократили текст, и у нас осталось всего восемь героев. Для каждого мы старались придумать характеристику, чтобы он был узнаваем и отличался от других. Где-то я старался найти характер голосом, где-то — физическим отклонением. Сначала было трудно, но в процессе репетиций набиваешь руку. В формате моноспектакля полтора часа — это, конечно, многовато. Но за год я сократил его на десять минут. Внутренние переходы от одного героя к другому сейчас играю быстрее. Хотя бывают случаи, когда с первыми репликами не попадаешь в персонажа. Тогда начинаешь перестройку в организме, пока не найдёшь нужное состояние.
Я первый раз столкнулся с моноспектаклем и не ожидал, что будет так сложно работать над
образами. И в этом мне больше всего помогла наша поездка в Пушкинские горы. Мы заходили
в ресторан «Лукоморье», про который он пишет, посетили гостиницу, заходили в дом Михаила
Ивановича, где жил Довлатов.

Яна: Сложно быть более наблюдательным, чем Довлатов. Но поездка помогла нам передать дух того времени. Хотя такое чувство, что с тех пор ничего не изменилось, что мы приехали в идентично подлинное место, в котором работал Довлатов. Нам повезло, что мы поехали не в разгар туристического сезона. В конце апреля некоторые музеи были закрыты. Экскурсоводы и местные жители ещё не успели надеть маски, подготовиться к встрече, поэтому получилось
увидеть настоящую деревенскую жизнь.

Местные не очень охотно говорят о нём. Всё как в повести: все безумно любят Пушкина, свою любовь к Пушкину и любовь к своей любви. И так до сих пор. Пушкин — наше всё, золото русской литературы, а Довлатов — пьющий мужик, который некогда работал и ещё какие-то
лавры себе присвоил.

Это, скорее, всецело насмотренность. Я ходила, изучала разные спектакли. Пересмотрела, наверное, всё, что есть в Петербурге. В Москву ездила смотреть великих мастеров. И всё, что в меня влилось за многие годы, оттуда я и черпала. Я много общалась с артистами, варилась и томилась в театральной среде. В какой-то момент желание сделать спектакль пересилило любой здравый смысл, и я начала работу.

Конечно! Люди из близкого круга относились к затее с опаской, называли это безумной авантюрой и не понимали, зачем мне это нужно. Что уж говорить о других. Мне твердили, что я не имею права этим заниматься, потому что диплома нет. Бывало, перед сном пронзает мысль: «А вдруг действительно нельзя? Может, в образовании что-то такое есть, чего у меня нет?» (Смеётся.) Но я не сдалась и очень рада этому.
И, хотя мне до сих пор страшно, ведь я несу ответственность перед актёрами и зрителями,
постепенно это чувство уходит. Спектакль живёт, я вижу людей, которые на него приходят и выходят не в ужасе. (Смеётся.) И актёры, и режиссёры бывали, и все говорят что-то хорошее. Это даёт мне более твердую почву под ногами и право думать, что мне есть, что предложить этому миру. Мне становится всё спокойнее и спокойнее.

Режиссёров без образования не очень любят. И мне не понятно, почему. Я ведь занимаюсь своим делом и ни у кого хлеб не отнимаю, денег ни у кого не беру. Это, возможно, профессиональная зависть, мол, кто-то четыре года горбатится, сдаёт экзамены, получает диплом, и только после этого ставит спектакль.
А ведь среди великих есть режиссёры без профильного образования. Кирилл Серебренников, например, с его несчастной судьбой. Михаил Угаров, ушедший от нас прошлой весной. Я считаю, если человека прёт, никто не имеет права запрещать ему делать то, от чего его прёт. Я с детства знала, что хочу заниматься режиссурой, поэтому уже лет в 10 заставляла младшего брата играть мои спектакли. (Смеётся.)

Я пошла на факультет свободных искусств и наук СПбГУ на кафедру русского и литературы, потому что подумала, что поступать на режиссёрский факультет в 18 лет рано. Нужно наработать опыта, чтобы было что дать этому миру. Отличную фразу сказал Андрей Могучий: «Спектакль надо делать, когда есть что сказать».

Да, есть у нас любимчики. Одна женщина приходила много раз, приносила цветы, фотографировала. Однажды она побежала за сцену. (Вообще, подниматься на сцену —
дурной тон.) Пока я добежала, она уже дарит актёру шоколадку, на поклоне не успела.
Мой любимый тип зрителя, который после спектакля остаётся. Сидят, стоят, рассматривают сцену, что-то обсуждают, но не уходят. Иногда подходят и спрашивают: «Вы выходили на поклон, а вы, вообще, кто?». Ответ часто сбивает их с толку, потому что очень многое проходит через меня: люди бронируют билеты, они видят меня на входе и выходе, даже спрашивают, где туалеты.
И сейчас я учусь передавать обязанности другим, чтобы освободить время на работу над новым спектаклем. Все подробности пока в секрете. Скажу только, что будет необычное существование актёров со зрителями.
Приходите и всё увидите сами!

Взяв интервью, мы заняли свои места и устремили взоры на сцену. Представьте обитые чёрной тканью, поглощающие свет стены, один стул, одна картина и одна лампочка. Минимализм в полной мере. Тишина.
Актёр начинает свой монолог. Мы сидим, затаив дыхание, ловя каждое слово. В темноте льётся
речь то тихая (что слышны вздохи соседей), то громкая (что перекрикивает мысли), то спокойная (заставляющая внимать каждой клеткой), то быстрая (тараторящая без умолку, пока не кончится воздух в легких). Ей вторит свет, который то светит в глаза, то исчезает совсем. Её поддерживает музыка, которая звучит то вдали, то так громко, что актёру приходится кричать. И всё в гармонии. Ничего лишнего.
Я думала, что одна чувствую это. Но сзади я слышу громкий смех подруг, а спереди девушка, как я, естественным движением руки завуалированно смахивает слезу. Очень домашняя, уютная
атмосфера. Мы как будто собрались большой семьёй, и кто-то рассказывает забавную историю из прошлого. Ну, как забавную. Это смех сквозь слёзы. Это очень грустная история, мастерски
переработанная в сарказм и самоиронию, задевающая за самое живое, что есть в нас. Меняются образы, сцены, и не замечаешь, как пролетает время. А это говорит о многом. Вот он, настоящий театр, вот оно, настоящее искусство!

Мне очень понравился моноспектакль. Даже не представляю, как это сложно, одному играть сразу нескольких персонажей, в доли секунды переключаясь с одной роли на другую. Но Андрею Емельянову это вполне удалось. Ещё понравилось, что в спектакле было много юмора, который актёр передавал также умело.

Впервые была на моноспектакле. Мне казалось, что, когда актёр играет один, сложно передать
динамичность. Оказалось, это не так. Довлатова я не читала, но после спектакля захотелось.
Для меня это главный критерий оценки, если вздумалось узнать о Довлатове больше, съездить
в Пушкинские горы — значит постановка хорошая.
Понравилось, как актёр перевоплощается в разных людей. Меняется манера речи, жесты, мимика. Интересный элемент с портретами Пушкина и Есенина, когда герой случайно путает
стихотворения двух авторов. Запомнилось, что, несмотря на драматичность постановки, были
моменты, на которых зал смеялся. Проблема творца и государства существовала и в советские
годы, и продолжает существовать, поэтому постановка актуальна в наше время.