20 марта в Нью-Йорке открылась выставка с работами мастера. Организатор выставки, Мишель Райли, художник, математик и соавтор концепции квантово-безопасной масштабируемой коммуникационной технологии для перехода в мир квантовых компьютеров, описывает свою галерею в Бруклине так:

«Пробуждение» («Awakening») — это не просто галерея в традиционном её понимании, это пространство для перезагрузки культуры. Я объединяю неортодоксальных
провидцев со всего мира для дальнейшего творчества, синтеза и обсуждения искусства, науки и технологий. В каждый сложный период истории именно художники и мыслители появляются за пределами окна Овертона, часто вне пределов законности, и именно они остаются в культурной памяти, определяя отражение исторических событий. Андрей Кеззин олицетворяет ценности
неортодоксального мыслителя. Его работы позволяют взглянуть на современный дух,
характерный для нашего времени.»

Да, лет 10 назад я ещё не чувствовал профессию на том уровне, на котором я работаю сейчас, но у меня на тот момент уже сложилось ощущение композиционного, прекрасного.

Сначала ты к этому стилю идёшь, и ты так жаждешь его получить, что в какой-то момент не понимаешь, что ты его уже обрёл, и становишься его заложником, и уже выйти из него не можешь никак. Это очень большая проблема, на самом деле. И я сталкивался с ней трижды. И дважды для того,
чтобы всё изменить, я кардинально менял свою творческую жизнь. Например, когда я в какой-то момент осознал, что делаю одно и то же, и я стал заложником стиля, который имеет своё конкретное определение у зрителя, я продал студию, продал вообще всё то, что в ней было, и кардинально поменял подход ко всей фотографии. Потом менял ещё раз, а потом, когда упёрся окончательно в творческий тупик, я уехал из России. Здесь, в Германии, я немного подрос, но всё равно я являюсь заложником своей композиции. Цвет, свет, настроение — всё это можно менять, а композицию поменять практически невозможно.

Я хочу меняться, но для того, чтобы меняться, наверное, мне нужен какой-то очень большой стресс, как сейчас модно говорить, «выход из зоны комфорта», так вот, в моём случае это скорее прыжок.

Условно, я бы поделил жизнь на этапы, допустим, по 10 лет. И вот, в какой-то момент,
мне уже 60, и дальше я уже ничего не поменяю: я буду жить в Италии и пить вино. К чему я приду, какая картинка будет моей последней, такой, после которой я не буду меняться? Я очень хочу отсрочить этот момент как можно дальше, чтобы осознать, что вот эта картинка стала финалом моей работы, её венцом, как бы пафосно это ни звучало.

Очень хочется, чтобы, оглядываясь назад, пролистывая галерейный каталог, в голове не возникло мысли: «Господи, последние 30 лет я делал одно и то же». Так что стиль — это клёво, но на протяжении какого-то небольшого времени.

Да, это мой собственный цикл работ с той композицией, с которой я снимал, когда был в России, и мне было важно привезти на выставку именно те картинки, что я делал тогда, до переезда в Европу, чтобы того самого меня, абсолютно российского, не знающего ничего об открытом мире человека, отправить за океан. В тех картинках ещё сохранена та моя, только найденная композиция, от которой я пытаюсь уйти сейчас. Те картины были сделаны в глубине Питерских колодцев и сейчас они запущены на другой континент, и дальше уже некуда, дальше — только на Луну.

Костюмы для фотографий, которые висят на выставке в Нью-Йорке, делала Катя Стул, Эмилия Арден и небольшое, но очень важное участие принимал таинственный питерский швей по имени Алексей. Катя также делала большую часть грима, макияжа и причёсок. Мы с ней тогда выполняли работу человек десяти, это был прекрасный тандем.

Да: я и фотограф, и художник-постановщик по духу, я всегда придумываю концепцию съёмок сам. С одной стороны, мультиинструменталист редко бывает особенно хорош в чём-то, с другой, мой продукт уже имеет такой чёткий собственный стиль, что я не представляю, как я смогу отпустить какую то часть своей работы в чужие руки. Это, кстати, моя проблема делегирования.
Для творческих людей это типично, но я провожу колоссальную работу над собой и стараюсь меняться, расширять свои горизонты, открываться новым знаниям и особенно новым людям.

Я немножечко упёрся в Библию и часть своего вдохновения ищу там. Мне нравятся герои, истории, я нахожу их увлекательными, красивыми и интересными. Мне нравится разбирать какие-то моменты и переписывать их на свой лад. Библия, Одиссея… Эпосы. Да, отличное слово — эпосы.

Я сам себе задаю вопросы, зачем я всё это делаю. Скорее всего, я переосмысливаю какие-то полученные знания, визуализирую свои фантазии, но какого-то определённого слова для условного обозначения цели моего творчества у меня нет. Я писал свой артистейтмен четыре года. Год назад я его таки дописал. И это был прекрасно написанный лист с моей позиции как художника. Он начинался словами из Библии, а заканчивался последней фразой Колфилда
из «Над пропастью во ржи». Я сказал себе: «Я крут», закрыл ноутбук, но мой файл не сохранился, и я не могу его повторить. Я был готов плакать, расколотить ноутбук об стену, я орал, я вышел на улицу, напился с горя.

Но в целом, я работаю в сфере визуальных искусств. Сейчас мне нравится определение «дополненная реальность». Как мне кажется, я занимаюсь дополненной реальностью, на классический манер её дополнения: без 3D технологий, без photoshop, у меня всё живое, настоящее.

Да, я с этим сталкиваюсь и это некоторая проблема для меня. Моя фотография совершенно объективно по эпичности проигрывает трёхмерной фотографии, которая делается с помощью всевозможных инструментов компьютерной графики. Но если поставить мою полутораметровую пластификацию (метод печати фотографий) рядом с тем, что делает человек на компьютере, то по фактурам, по теням, по ощущениям, по живости материала это будут две абсолютно разные вещи. Мои картины нужно смотреть живьём. К сожалению или к счастью, не знаю.

Я не то чтобы не любил композинг, скорее это не моя история, не моя фактура и чуждая мне форма искусства. Хотя опять же, это сейчас так, что будет дальше, я не берусь утверждать.

Раньше просто писал в социальную сеть. Самые эффектные лица я нашёл случайно. Вообще у меня очень много случайностей в картинке, я всегда это сравнивал с машиной Голберга, когда одно цепляется за другое и запускает непрерывное движение. Некоторые из эффектных лиц появляются несколько раз в моих работах. Это такая своеобразная игра в Скорсезе.

Сейчас я не ищу лица. Лица — это одно из вдохновений для моей работы. Я иногда встречаю какого-то человека, смотрю на него и понимаю, какую роль мог бы он сыграть в моей будущей картинке.

В Европейской мультикультурности, особенно в Берлине, лица всех мастей и цветов, есть из чего выбирать. Здесь полноцвет, ты смотришь на людей, и каждый несёт за собой какую-то безумную историю.

На серьёзных больших коммерческих съемках мой продакшн соизмерим с кинопроизводством. Отсюда такие же бюджеты и качество работы, с постановочной фотографией по-другому никак.

Я продюсирую свои проекты сам: подбираю художников, съёмочную группу, художника по костюмам, гримёров, парикмахеров и т.д. Сейчас у меня есть ощущение от уже состоявшейся российской команды, что через одну-две съёмки мы уже так сработаемся, что создадим что-то неповторимое. В Германии пока сложнее. Есть два ассистента, один художник. Но в основном я всё здесь делаю сам.

Говоря о коммерческой съёмке, за месяц-полтора можно осилить календарь, если тебе повезёт, и все специалисты окажутся свободными. Проекты же творческие…

Вы знаете, у меня есть тетрадь со скетчами. И вот от создания скетча до реализации проекта может пройти 5, а то и все 7 лет. Иногда же может уйти год на осмысление, подготовку и реализацию.

По сути, я ищу помещение, дополняю его людьми, странными костюмами и т.д. Так как я использую вспышки (импульсный свет), для меня нет периферийного освещения: то есть, я что освещу, то и становится частью декорации. И некоторые детали интерьера, выхваченные под нужным углом, грамотно направленным светом, выглядят как театральные декорации. Этот способ упростить работу, который был изначально, постепенно превратился в стиль. И если
по-началу я этого стеснялся, то сейчас я пришёл к тому, что как раз полное декорирование — это коммерческая работа. Мне же больше нравится дополнять реальность: я, допустим, ищу какую-то красивую дверь (утрированно) с красивым куском стены, дома вырезаю ещё какую-то деталь, которую к этой стене прикладываю, освещаю это всё, и получается реальное место с каим-то сюрреалистическим дополнением.

Я бы сказал, не проекту своё время, а ты сам должен дозреть, додумать, дочитать, досмотреть. Или я ещё просто не встретил какого-то специалиста, чтобы реализовать ту или иную идею. Сейчас я, например, в поисках бутафора, который мог бы сделать для моей идеи большую скульптуру.

Каждый идёт на компромиссы со своей совестью. Например, одиножды я упёрся в создание фотографии «Юдифь». Специально для этого проекта мне кузнец (Евгений Гробов) выковал настоящий меч, пластические гримёры (FX Shop Дениса Райкова) создали макет моей головы. Юдифь, стоящая одной ногой на моей окровавленной голове, с мечом в руке, смотрится круто. Но я её ни разу не продал, потому что, объективно, купить такую картину и повесить у себя, например, в спальне как минимум странно. И вот он разговор с самим собой: «Ок, один раз я добавил расчленёнки. В следующий раз я уже откажусь от кровоточащих ран в кадре, иначе я творю в стол.»

Надо уметь сочетать «разговор со своей совестью» с «видом из-под стола». Уступив где-то своей совести, ты оказываешься внутри стола и больше никогда оттуда не выходишь. Баланс — важная вещь. Надо уважать своего зрителя. Если хочешь заниматься провокацией, иди в акционизм.

В коммерческую фотографию я приношу свой опыт, свой стиль немного, но всё равно я завишу от клиента, я основываюсь на том, что это будут смотреть потребители фотографируемого товара. Тут вопрос не столько вдохновения, сколько профессионализма — знаком ты с публикой и материалом или нет.

А если говорить о творческой фотографии, то я бы вообще исключил слово «фотография» отсюда, потому что фотография —это исключительно инструмент. Независимо от того, чем ты занимаешься, конечный продукт и есть искусство.